– Чушь! – фыркнул мистер Мор.
– Могу я осведомиться, кто вы такой? – поинтересовался констебль Нюхлз, оглядывая джентльмена с головы до ног.
– Чарльз Диккенс. Писатель. Думаю, вы обо мне слышали.
Чарльз Диккенс! В любой другой день Амелия оказалась бы на седьмом небе от счастья. Чарльз Диккенс был её любимым писателем. Отец Рождество подарил ей книгу об Оливере Твисте, и Амелии она очень понравилась.
Мистер Мор пожал плечами и презрительно процедил:
– Никогда о вас не слышал.
Чарльз Диккенс наклонился к Амелии. Она разглядела, что он носит короткую чёрную бородку.
– Милая девочка, где твои родители?
– Умерли, – ответила Амелия. По щеке её покатилась непрошеная слеза, и Чарльз Диккенс поторопился её стереть. Амелия смутилась.
– Прошу прощения, мистер Диккенс.
Тот взволнованно улыбнулся.
– Мы никогда не должны стыдиться своих слёз.
Мистер Мор раздражённо цокнул языком, и констебль Нюхлз спохватился:
– Будьте любезны, мистер Диккенс, не мешайте нам.
Амелии было так грустно, что она с трудом могла говорить. Но она понимала: другого шанса спасти Капитана Сажу у неё не будет.
– Постойте, сэр! Вы любите кошек? Понимаете, там, куда меня заберут, нельзя держать котов…
Чарльз Диккенс и в самом деле любил кошек. Как раз в то утро он написал в своём блокноте: «Есть ли более драгоценный дар, чем любовь кошки?». Писатель подумывал когда-нибудь включить эти слова в свою книгу. У него дома жил кот по имени Боб – и Чарльз Диккенс не сомневался, что Боб обрадуется другу.
– Да, я люблю кошек, но мне кажется неправильным забирать его у тебя…
Амелии пришлось говорить очень быстро, потому что мистер Мор и констебль Нюхлз уже тащили её по мостовой. Чарльз Диккенс бросился вслед за ними.
– Кот всё равно останется моим! Просто вы за ним присмотрите. А я заберу его, когда убегу.
– Даже не надейся, – пробурчал мистер Мор, сворачивая на безлюдную, продуваемую всеми ветрами улицу, в конце которой высилось мрачное здание. Оно было сложено из камней серых, как могильные плиты. Казалось, призрачный свет газовых фонарей не разгонял, а ещё больше сгущал темноту вокруг него. Амелия сразу догадалась, что это и есть работный дом.
Констебль Нюхлз сердито распушил усы.
– Сэр, – обратился он к писателю, – если вы не оставите нас в покое, мне придётся арестовать вас за нарушение общественного порядка.
Чарльз Диккенс посмотрел на несчастного дрожащего кота и не менее несчастную дрожащую девочку, которая прижимала его к груди. Амелия опустила Капитана Сажу на землю.
– Давай, беги к мистеру Диккенсу, – сказала она.
Мистер Мор топнул ногой, чтобы отогнать кота. Ничуть не напуганный, Капитан Сажа брезгливо покосился на его ботинок.
– Беги же! – взмолилась Амелия. – Мистер Диккенс за тобой присмотрит.
Писатель подхватил кота на руки.
– Обязательно присмотрю, – заверил он Амелию и Капитана Сажу.
Чарльз Диккенс чувствовал себя просто ужасно: разлучить девочку с другом, да ещё в канун Рождества! Но он знал, что у него дома коту будет лучше, чем на улице.
– Когда выберешься из работного дома, сможешь его забрать. Твой кот поживёт у меня. Даути-стрит, 48. Это в Блумсбери.
– Он любит рыбу! – в отчаянии выкрикнула Амелия, которую снова потащили к работному дому.
– Я каждый день буду кормить его лучшими сардинами.
– Его зовут Сажа! И он капитан.
Чарльз Диккенс кивнул.
– Так точно. Капитан Сажа. Я запомню!
Кот проводил Амелию грустным взглядом.
– Я буду по тебе скучать, – мяукнул он. Амелия с тоской посмотрела на него в ответ.
Чарльз Диккенс стоял посреди улицы и беспомощно наблюдал, как босоногую, покрытую сажей девочку-сироту затащили в работный дом. Неужели она встретит там Рождество?..
Когда писатель нёс домой порученного его заботам кота, подвыпивший господин у паба крикнул ему:
– Счастливого Рождества!
– Да, – только и сказал Чарльз Диккенс. На поздравление у него не хватило духу.
– Разве сейчас не лучшее время года? – не унимался господин.
Кот мяукнул, выражая несогласие, а Чарльз Диккенс кивнул:
– Да. И худшее тоже.
Тёмное небо
На развалинах Мастерской игрушек мало что удалось отыскать. Пять волчков, семь мячиков, десять карточных колод, двадцать одна кукла и раздавленный мандарин – вот и всё, что осталось от рождественских сокровищ.
Уже смеркалось, но Отец Рождество продолжал петь, чтобы вселить в эльфов бодрость духа.
– Бубенцы, бубенцы весело звенят! Звон идёт во все концы…
Увы, только Малыш Мим охотно подпевал ему.
Потом пришёл Кип. Кип был главным в Эльфхельме экспертом по саням. Он руководил Санным центром, который не пережил атаку троллей. Высокий, худой, Кип сильно сутулился и потому напоминал вопросительный знак на ножках. Говорил он очень тихо, и чтобы его расслышать, приходилось наклоняться к самому лицу. В детстве Кипа похитили люди. Отец Рождество спас его, и с тех пор между ними была особенная дружба.
– Привет, Кип, – сказал Отец Рождество, стряхивая пыль с карнавальной маски, которую только что нашёл под обломками. – Получится починить сани?
Кип покачал головой.
– Нет. Это невозможно.
Отец Рождество досадливо поморщился.
– Да что ж сегодня все ругаются?
В ответ Кип принялся объяснять, почему это невозможно.
– Компас сломан, рама вдребезги, сиденья исчезли, от оленьей упряжи остались одни ошмётки, преобразователь надежды и двигатель сгорели, спидометр треснул, альтиметр разбился, ходовая часть восстановлению не подлежит, тормоза заклинило, ручное управление вышло из строя. А, ещё часы пропали.
Отец Рождество кивнул.
– Но всё остальное в порядке?
– Они даже в воздух не смогут подняться, не то что облететь вокруг света.
Отец Рождество задумчиво посмотрел на маску, которую всё ещё держал в руке. Это была скорее заготовка для маски: украсить её не успели.
– Спасибо, Кип. Я тебя понял.
