Не только тело ее стало частью его, но и сердце ее, и душа тоже слились с ним.
Отныне они принадлежали друг другу целиком и полностью.
Когда маркиз на крыльях неведомого блаженства вознес ее на небеса, два человека слились воедино, став одним целым.
* * *
Спустя долгое время маркиз пробормотал:
– Моя дорогая, моя единственная, разве мог я знать, что на свете существует столь безупречная женщина, как ты? Или что я найду тебя в самом невероятном месте – в цыганском таборе?
Делла тихонько рассмеялась.
– А разве могла я представить, что там же найду мужчину своей мечты? И что он и есть та звезда, в которую я всегда верила, и что он полюбит меня так же, как я его?
– А ты действительно меня любишь? – звучным баритоном спросил маркиз.
– Я люблю тебя, обожаю, муж мой. Обещай мне, что никогда не полюбишь другую женщину, иначе… я умру.
– Я никогда и никого не любил так, как тебя, сердце мое, и даже мысль о том, что я могу полюбить другую женщину, не говоря уже о том, чтобы жениться на ней, кажется мне кощунственной. Как ты сама только что сказала, мы искали друг друга, наверное, миллион лет. Но теперь мы вместе, и так будет всегда, во что я верю всей душой.
Он говорил искренне, от чистого сердца, и Делла даже всплакнула от счастья.
– Я тоже верю в это, и люблю тебя, и всегда буду любить так… это невозможно выразить словами.
Маркиз не стал терять времени и принялся целовать ее до тех пор, пока у обоих не сбилось дыхание.
Много позже, когда она положила золотистую головку ему на плечо, он поцеловал ее в волосы и сказал:
– Завтра утром мы уезжаем, чтобы отпраздновать свой медовый месяц. Моя новая яхта ждет нас в Саутгемптоне, так что нам не придется ехать далеко.
И только сейчас Делла вспомнила кое-что.
Чтобы попасть в Саутгемптон, им придется проехать совсем рядом с ее домом, и дядя обязательно должен узнать, что с нею сталось. Однако сейчас ей не хотелось даже думать о том, к каким последствиям это может привести.
– Тебя что-то тревожит, – заметил маркиз, прерывая ход ее мыслей, – чего я никак не могу допустить.
Делла ненадолго задумалась.
– Давай отложим все объяснения насчет нас самих до завтра, – предложила она. – В этой заколдованной комнате, да еще нынешней волшебной ночью, я хочу думать только о тебе и о нашей любви.
– Я не могу думать о чем-то еще, кроме тебя, – ответил он. – Ты совершенно права, моя драгоценная Делла, ты – моя, и никто не сможет отнять тебя у меня. Мы отложим все объяснения до завтра.
– Я знала, что ты поймешь меня, как понимал всегда, с самого первого мгновения нашей встречи.
– Я все еще никак не могу поверить в то, что ты настоящая, Делла. Обещай, что не исчезнешь внезапно, чтобы вернуться к богам на Олимп или в пруд к русалкам, где я смогу любоваться лишь твоим отражением в воде.
– Я этого не сделаю, – пообещала Делла. – Я так счастлива быть рядом с тобой, что остальной мир не имеет для меня никакого значения.
– И я буду рядом всегда, – твердо сказал маркиз.
Он как будто приносил клятву.
Делла почувствовала, что он думает о том, как была бы шокирована и разгневана его семья, если бы он женился на безродной простолюдинке.
Правда же заключалась в другом, но ей все равно не хотелось думать об этом сегодня ночью.
Упоминание о Джейсоне и герцоге может разрушить волшебную сказку их брачной ночи, и она не хотела, чтобы он думал о чем-либо или ком-либо, кроме нее, а еще ей очень хотелось стереть из памяти даже отголоски того страха, который заставил ее убежать из дома.
Плотнее прижавшись к нему, она обвила его шею руками и губами нашла его губы.
И он вновь принялся целовать ее.
Рука его касалась ее тела, а сердца их жарко бились в унисон.
В этом биении слышалась свободная и раскованная музыка леса.
Фонтан искрился брызгами воды.
В небе над головой высыпали звезды.
Это было торжество любви.
Любви, которая никогда не умрет, будет согревать их вечно.
* * *
На следующее утро, хотя они и не выспались, маркиз настоял на том, чтобы позавтракать пораньше.
Когда они вышли наружу, Делла увидела экипаж, который и должен был доставить их в Саутгемптон. Он был запряжен четверкой превосходных гнедых лошадей.
Это был фаэтон, который оказался очень легким. Помимо сиденья для кучера, под складным верхом нашлось еще лишь одно местечко для грума.
Лошади были великолепные, лучших Делле еще не приходилось видеть, и маркиз с улыбкой смотрел, с каким восторгом она их поглаживает.
Их багаж отправился в путь еще до того, как они сошли к завтраку.
– Нанни говорит, что уложила все, что тебе может понадобиться, – сообщил маркиз Делле, – но смею предположить, что ты вполне можешь прихватить еще несколько платьев, если мы завернем к тебе домой, как ты и просила.
– Да, разумеется, – согласилась она.
Делла сказала ему, что по пути в Саутгемптон они будут проезжать совсем рядом с ее домом и что она хочет представить его родственнику, который вырастил и воспитал ее.
– Мои отец и мать умерли, – пояснила она, – и я должна рассказать дяде, что со мной произошло.
– Да, конечно, дорогая моя.
Маркиз с готовностью согласился удовлетворить ее просьбу, но в голосе его она услышала нотки равнодушия, и Делла заподозрила, что ему ненавистно вторжение реальности в мир их любви.
Когда они выехали из Клер-Корта, он стремительно разогнал фаэтон и правил им с изяществом, какого Делла от него и ожидала. Маркиз выглядел таким счастливым, что, казалось, буквально светился изнутри, согревая ее теплом своего сердца.
Глядя на слуг, пожелавших им доброго пути и машущих им вслед, когда они покатили по подъездной алле, Делла поняла, что они рады счастью своего хозяина.
В деревню ее дяди они въехали около полудня, то есть намного раньше, нежели рассчитывала Делла, но маркиз гнал лошадей во весь опор. Он оказался выдающимся наездником, и Делла не сомневалась, что он побьет все рекорды скорости на дорогах.
Сама же она подумала, что теперь, когда они приехали к ней домой, могут заодно и пообедать.
Но она не была уверена, что эта идея придется ее супругу по вкусу, и оттого немного нервничала.
Да и что скажет дядя на то, что она вышла замуж без его разрешения и даже без приглашения на свадьбу?
Маркиз направил лошадей в ворота, и Делла заметила, как на лице его отобразилось удивление, когда он увидел особняк.
