Когда они дошли до лестничной площадки, Нанни знаком предложила ей спускаться первой.
Медленно ступая со ступеньки на ступеньку, Делла вдруг услышала, как где-то вдали негромко играет орган.
Сойдя на первый этаж, она увидела перед собой внушительную дверь в готическом стиле.
С трепетом приотворив дверь, девушка увидела, что маркиз уже ожидает ее. Еще две ступеньки, и она оказалась рядом с ним.
Он смотрел на нее с выражением бесконечной любви и обожания.
Ей показалось, будто над головой у нее засияли звезды, а лунный свет окутал их обоих.
В словах не было нужды, и, когда маркиз предложил ей свою руку, она покорно положила свою ладошку ему на локоть.
При этом она отметила, что он надел все свои регалии, и они засверкали в пламени свечей, стоящих на алтаре.
Часовня была небольшой, но очень красивой, а в изящное витражное окно позади креста на алтаре проникали лучи заходящего солнца.
Делле казалось, будто повсюду разлит неземной призрачный свет.
Маркиз повел ее по недлинному проходу к алтарю, где их уже поджидал священник.
Орган смолк, и викарий начал обряд венчания.
Делле казалось, будто каждая жилка в ее теле и каждая струнка в душе тянутся к маркизу, и не сомневалась, что он испытывает те же чувства.
Когда он бережно надел ей кольцо на палец, они соединились навеки, до последнего вздоха. Их сердца бились в унисон, а души слились воедино, чтобы уже никогда не разлучаться.
Они преклонили колени перед священником, тот благословил их, и Делла знала, что ее отец и мать тоже благословляют их в эту минуту.
Господь ответил на ее молитвы.
Он благословил их и подарил райское блаженство, которое отныне они сберегут навеки.
Когда они встали, священник опустился на колени перед алтарем, и маркиз, по-прежнему держа Деллу за руку, увлек ее прочь из часовни.
Единственной свидетельницей на их свадьбе была Нанни, и, глядя, как маркиз и Делла выходят из часовни, она утирала слезы.
Они поднялись по той же лестнице, по которой Делла спускалась с няней, и он отворил дверь на лестничной площадке. Делла решила, что это должен быть вход в главную спальню, и не ошиблась.
Это была чудесная комната с небесно-голубым ковром, портьерами и огромной кроватью под балдахином с золотыми амурами, занимавшей всю центральную часть комнаты.
Но Делла поначалу видела одни только цветы. Комната буквально утопала в них, и все они были белыми.
Еще никогда ей не доводилось видеть такого количества лилий, орхидей и роз, наполнявших воздух тонким ароматом, отчего спальня показалась ей частичкой волшебного заколдованного мира, в который ее привел маркиз.
А он не отрываясь смотрел в ее глаза, в которых читались изумление и восторг.
– Ты такая красивая, – проговорил он тихим голосом. – Я все еще боюсь, что выдумал тебя, моя обожаемая Делла, и ты сейчас растаешь, как утренний туман.
– С тех пор как ты приехал в цыганский табор, мне кажется, что я живу как во сне, – ответила Делла, – но, как ты сам сказал, сон этот настолько сладок и безупречен, что я думаю, будто мы уже умерли и перенеслись на небеса.
– Ты не умерла, сокровище мое, – заверил ее маркиз. – И теперь я могу сказать, как сильно люблю тебя и как много ты для меня значишь.
Голос его обрел звучную глубину, когда он продолжил:
– Но сначала я собираюсь снять с себя все эти побрякушки, и ты, моя дорогая новобрачная, должна сделать то же самое.
С этими словами он приподнял ее фату и начал расстегивать на спине пуговицы ее свадебного платья.
И вдруг он замер на мгновение.
Она подумала, что он собирается заключить ее в объятия и поцеловать. Но вместо этого, словно приказав себе сдержать данное слово, он вышел из комнаты.
Маркиз исчез за дверью, которая, как предположила Делла, вела в соседнюю комнату, что служила ему гардеробной.
«Как он может быть таким чудесным и одновременно таким организованным?» – спросила она себя.
Но при этом она понимала, что он прав. Если он захочет поцеловать ее, то тиара, фата и платье будут только мешать.
Вуаль она положила на туалетный столик, а выскользнуть из свадебного платья греческой богини оказалось проще простого.
Она ничуть не удивилась, заметив, что на кровати лежит одна из ее самых изящных ночных сорочек.
Делла вынула заколки из прически, и длинные золотистые кудри сверкающей волной обрушились ей на плечи.
Она откинулась на кружевные подушки и, затаив дыхание, стала ждать.
В окна заглядывало вечернее солнце, и в лучах его сверкало и золотилось все, так что даже цветы выглядели еще красивее, хотя вряд ли это было возможно.
«Только сказочная принцесса, – сказала себе Делла, – может удостоиться такой чести, и, боюсь, она исчезнет до того, как мой муж увидит ее».
Девушка покраснела, сообразив, что только что назвала маркиза мужем.
Все случившееся по-прежнему казалось ей сладким сном.
Разве могла она при первой встрече понять, что судьба свела ее с мужчиной ее мечты? Мужчиной, которого она уже разуверилась найти, потому что его попросту не существовало.
Отворилась дверь, через порог шагнул маркиз и на мгновение застыл, обведя комнату взглядом.
А потом он обратил взор на Деллу, ожидающую его на огромной кровати с золотыми амурами над головой.
Когда он подошел ближе, она поняла, что он не отрываясь смотрит на ее волосы.
– Я всегда хотел, чтобы ты выглядела именно так, – выдохнул он. – Но как тебе это удалось?
Делла улыбнулась.
– Все очень просто. Я вовсе не цыганка, как ты, должно быть, предполагал.
Маркиз присел на край кровати, по-прежнему не сводя с нее глаз.
– Не цыганка! – воскликнул он. – Тогда почему ты была с ними? Где ты научилась так замечательно гадать и, если я женился не на цыганке, кто же ты такая?
Делла негромко рассмеялась.
– Это долгая история, но…
Более она не смогла сказать ни слова.
Маркиз привлек ее в объятия и принялся жадно целовать.
Поначалу поцелуи его были ласковыми и бережными, словно она была драгоценностью, которую он боялся разбить или сломать. Но постепенно они становились все более властными, словно он желал убедиться, что она действительно принадлежит ему и никуда не исчезнет.
Делла как-то упустила тот момент, когда это случилось, но они стали еще ближе друг другу.
Его поцелуи стали настолько страстными и требовательными, что думать о чем-либо ином было невозможно, можно было только чувствовать.
