Подхватив сумку Деллы, Пирам направился к соседней с Ленди кибитке. Делла знала, что цыгане всегда размещают своих самых уважаемых женщин, равно пожилых и юных, в центре полукруга из кибиток, на концах которого располагаются мужчины.
Они подошли к кибитке Мирели, и Пирам первым поднялся по ступенькам, держа в руках сумку Деллы.
Внутри кибитки отнюдь не царила кромешная тьма: в окна лился свет звезд и восходящей луны. Занавески были отдернуты, да и через открытую дверь падал свет, так что Делла смогла рассмотреть, что Мирели крепко спит на одной из кроватей у одной стенки кибитки.
Кровать по другую сторону была пуста. Пирам коснулся ее рукой, дабы убедиться, что на ней имеются одеяла и подушка.
– Завтра… найдем простыни, – негромко пообещал он.
– Спасибо, большое вам спасибо, – прошептала в ответ Делла. – Я очень вам признательна, и меня все устраивает, особенно если я смогу прилечь.
– Ложитесь спать, Леди… спокойной ночи. Мы уедем очень рано… но вам спешить некуда.
Он произнес это негромко и не стал дожидаться ответа.
Пирам вышел из кибитки, прикрыв за собой дверь, но в ней оставалось еще достаточно света, чтобы Делла могла снять чулки и платье.
Однако потом она подумала, что отыскать в мешке ночную сорочку, которую она захватила с собой, будет нелегко, а если она устроит шумную возню, то может разбудить Мирели, хотя девушка ни разу не пошевелилась с того момента, как они с Пирамом вошли к ней в кибитку.
Меньше всего Делле хотелось давать сейчас какие-нибудь объяснения своему присутствию, и потому, оставшись в одной нижней юбке и белье, она юркнула под одеяло.
Девушка устало опустила голову на подушку.
У нее получилось!
Побег потребовал от нее колоссального напряжения сил, равно душевных и физических, и теперь она чувствовала себя вялой и разбитой.
Все-таки организация званого ужина и исполнение обязанностей хозяйки вечера дались ей нелегко.
Но еще тяжелее было встретиться с Джейсоном и понять, что он оказался не просто настолько плох, как она ожидала, но даже хуже.
«Я не смогу выйти за него замуж, – вновь и вновь повторяла она себе. – Я знаю, что не смогу».
Однако сейчас был не самый подходящий момент для того, чтобы принимать решения. Делла подумала, что нашла лучший выход из положения, позволяющий ей по крайней мере выиграть время.
Время на раздумья, время на принятие решения и время на составление планов.
Пожалуй, сказала она себе, звезды, о которых говорила Ленди, действительно защищают ее – ведь именно звезды заставили ее понять, что в бегстве заключался ее единственный шанс на спасение.
Завтра было бы уже слишком поздно, поскольку цыгане снялись бы табором и ушли, а она не могла вспомнить решительно никого, к кому могла бы обратиться за помощью.
«Здесь я счастлива, за что чрезвычайно благодарна им».
Должно быть, она и сама не заметила, как заснула, потому что разбудил ее скрип колес.
Цыгане двинулись в путь.
Она решила, что рассвет еще не наступил, поскольку было еще темно, и, выглянув в окошко, увидела, что звезды на небе уже погасли, но солнце еще не взошло.
Сквозь скрип колес ее кибитки до Деллы доносился стук и скрежет остальных повозок, а вот голосов пока что слышно не было.
Она сообразила, что цыгане старались сняться табором с места стоянки так, чтобы их никто не видел.
Они скрытно приезжали и скрытно уезжали.
Цыгане не желали, чтобы им задавали вопросы или следили за ними.
Они были вольными странниками, старавшимися, если только это было возможно, оставаться невидимыми.
Должно быть, Делла вновь задремала, потому что, проснувшись, увидела, что на кровати напротив сидит Мирели и с изумлением смотрит на нее.
– Я не слышала, как пришла Леди!
Делла улыбнулась.
– Ты крепко спала, и Пирам предложил мне разделить с тобой кибитку.
– Так вы едете с нами, Леди?
– Если вы будете так добры, что согласитесь взять меня с собой.
– Ну конечно, Леди, это так здорово, что вы хотите остаться с нами!
– Я убежала из дома, – сообщила ей Делла, – и ты, Пирам и Ленди должны спрятать меня.
Мирели сказала, что таких невероятных новостей она еще в жизни не слыхивала.
Немного погодя, когда они остановились на обочине дороги, чтобы позавтракать, цыгане обступили Деллу, словно не веря, что она живая и настоящая.
– Леди действительно едет с нами? – поинтересовался один из них. – Люди думают… это очень странно.
– Нужно сделать так, чтобы я ничем не отличалась от вас, – предложила Делла. – Пожалуй, если я повяжу голову платком, на меня никто не обратит внимания.
Одна из женщин рассмеялась.
– Мы придумаем кое-что получше, Леди.
На скорую руку позавтракав яйцами, что прислала им Делла, они вновь двинулись в путь, а женщины-цыганки собрались в кибитке Мирели вокруг Деллы.
– Если вы прячетесь, Леди, – сказала одна из них, – то должны выглядеть как цыганка. Я могу изменить вам волосы.
– И как же вы это сделаете? – с недоумением спросила Делла.
– Выкрашу их… в черный цвет, – ответила женщина.
– Но я не хочу навсегда перекрашивать волосы. Я просто повяжу их платком.
– У нас, цыган, есть краска – смывается очень легко.
Она вылезла из кибитки, а Делла принялась ждать. Обратившись за помощью к цыганам, она как-то упустила из виду, что ни у одного из них нет золотистых светлых волос.
Да и глаза ее никогда не смогут обрести темный цвет, свойственный ромам. Собственно говоря, радужки глаз у них были темно-синими, иногда приобретая пурпурный оттенок.
Цвет глаз Делла унаследовала от матери и часто слышала, как люди восторгались ими, говоря, что не видели ничего подобного раньше.
– Если уж на то пошло, – сказала однажды мать Деллы, – то глаза мне достались от наших предков. Да и светлые волосы пришли из какой-нибудь северной страны, которая в далеком прошлом вторглась в Шотландию.
Делла знала, что, кем бы ни были завоеватели, они насиловали местных женщин, в результате чего большинство северян отличались светлыми волосами и голубыми глазами викингов.
Вернувшись, цыганка привела с собой собаку, коричневого с белым спаниеля, и заставила улечься на пол.
Затем она закрасила одно из белых пятен у него на шкуре какой-то темной жидкостью, которую принесла с собой в миске.
Делла со все возрастающим интересом наблюдала за ней, сообразив, что это именно та краска, которую цыганка собирается нанести ей на волосы.
