Вернер Раушенбах пришел в себя от холода.
Он попытался встать – но ему мешала какая-то страшная тяжесть, придавившая его к земле, не дававшая дышать и шевелиться. Он мучительно застонал, напряг все силы и наконец перекатился на бок.
Сознание окончательно вернулось к нему. Раушенбах увидел над собой тусклый сумеречный свет и разглядел то, что не давало ему подняться.
Это был мертвый русский солдат, скошенный пулеметной очередью во время атаки. Упав на Раушенбаха, солдат своим телом закрыл его от пуль и осколков, фактически сохранив ему жизнь.
Поразившись такой иронии судьбы, Раушенбах столкнул с себя мертвеца, приподнялся на четвереньки и осторожно огляделся.
За время его беспамятства равнина неузнаваемо изменилась.
Она была перепахана танковыми гусеницами, еще гуще, чем прежде, покрыта воронками от мин и снарядов, но самое главное – ее усеивали десятки, сотни мертвых тел.
Волна наступающей армии прокатилась по этой равнине, оставив за собой мертвых и раненых людей, как морской прибой оставляет на влажном песке раковины, обломки кораблей и удивительных морских животных.
Позади, там, где совсем недавно были немецкие позиции, царила смерть. Трупы валялись на бруствере окопов, трупы висели на заграждениях из колючей проволоки. Тела русских и немцев сцепились в смертельной схватке, которую не смогла остановить даже смерть.
Дальше, за разрушенными, перемолотыми танковыми гусеницами укреплениями, слышался гул и грохот – русские войска, преодолев первую линию обороны, развивали наступление.
А здесь, на этом склоне, раздавались только стоны раненых и умирающих.
Раушенбах поднялся в полный рост и двинулся в ту сторону, где, по его расчетам, находился Йоганн Рат.
Разумеется, Вернер искал не молодого эсэсовца, до которого ему не было дела. Он хотел найти кинжал, ради которого, рискуя жизнью, приехал из Берлина.
Однако в том месте, где он надеялся отыскать труп Йоганна, оказалась только груда развороченной взрывом земли.
Раушенбах безнадежно, остервенело разбрасывал эту землю голыми руками, потом нашел какую-то доску и попытался работать ею, как саперной лопаткой, но все было бесполезно: чтобы найти кинжал, ему пришлось бы вручную перекопать многие тонны тяжелой влажной земли, да и то без большой надежды на успех.
Неподалеку послышались шаги и голоса.
Раушенбах хорошо понимал по-русски и догадался, что приближаются двое солдат и санитарка, которые ищут на поле боя раненых, которым еще можно оказать помощь. Вернер спрятался в снарядную воронку, свалив на себя сверху чей-то труп, и переждал, пока русские пройдут дальше.
Дождавшись темноты, Раушенбах покинул свое убежище и двинулся в ту сторону, откуда доносилась непрерывная канонада и удаляющиеся звуки боя.
Через несколько часов он понял, что безнадежно отстает от отступающих немецких частей.
К полуночи он вышел на околицу обезлюдевшей, сожженной русской деревни. Он обошел ее, осторожно заглядывая в дома, но не встретил ни одной живой души, если не считать тощей облезлой кошки, которая громко замяукала, увидев человека, и спряталась в подвале.
Не нашел Раушенбах и какой-нибудь еды, чтобы заглушить проснувшийся голод. Зато он нашел окоченевший труп крестьянина.
Ему пришло в голову, что в своем разорванном, перепачканном землей берлинском костюме он будет схвачен первым же русским патрулем. Сжав зубы, морщась от отвращения, Вернер снял с мертвеца его заскорузлую, изодранную одежду и переоделся.
Александра Павловна Ленская не любила просыпаться. Не потому, что была ленива от природы и любила поспать допоздна, уютно завернувшись в теплое одеяло, утопив щеку в мягкую подушку или вольготно разметавшись на постели. Вставала Ленская рано: служивому человеку иначе нельзя, просыпалась по звонку будильника – специально подобрала в магазине самый громкий.
Но просыпаться Ленская не любила из-за того, что ночью активизировались все ее многочисленные болезни, то есть все неприятности со здоровьем начинались исключительно по утрам, так что она, продрав глаза, вполне справедливо могла воскликнуть, как герой культового мультфильма: «Что у нас плохого?»
Не открывая глаз, Александра Павловна нажала кнопочку будильника, и ужасающий звон прекратился. Ленская вздохнула с облегчением и осознала, что с ней что-то не так.
Она высунула руку из-под одеяла и пощупала шею. Вроде бы ничего не болело. Тогда Ленская раскрыла глаза пошире и поморгала. Глаза не чесались и не слезились, ресницы не слиплись. Ленская попробовала подышать носом, и ей это удалось. Покашляла – в горле не першило. Села и покрутила шеей – та поворачивалась во все стороны, как у совы, совершенно безболезненно.
Осторожно спустив ноги с кровати, Ленская нагнулась, чтобы отыскать тапочки. Поясница ее при этом вела себя вполне прилично. И кожа не зудела и не краснела, и палец не нарывал, и не болели суставы, и не кололо в боку. Но майор Ленская – стреляный воробей, ее просто так не проведешь. Она чувствовала, что в организме ее за ночь созрела очередная болячка, и теперь прикидывала, как с этой болячкой поскорее разобраться – прижечь ли, замазать, забинтовать, припудрить, присыпать или принять таблетку.
Александра Павловна встала, опираясь на кровать, и сделала несколько осторожных шагов по комнате. Окружающие предметы оставались на месте, голова не гудела и не кружилась, стало быть, с давлением все в порядке. Однако в лице на ощупь чувствовалась какая-то асимметрия. И только разглядев себя в довольно пыльной зеркальной дверце шкафа, Ленская поняла, в чем дело, – за ночь у нее образовался флюс. Левая щека неестественно распухла, и глаз уже начал заплывать.
Полчаса, которые отводились на завтрак, Ленская провела за полосканием, все равно с такой щекой съесть что-то не представлялось возможным. В результате опухоль не то чтобы спала, но немного перераспределилась, теперь все свисало вниз, как будто Ленская держала за щекой не сливу, а целый апельсин. Однако на такой случай у Александры Павловны был куплен свитер с очень высоким пышным воротом. Приободрившись и наскоро завязав волосы в жидкий хвостик, она поспешила на работу – дела не ждут.
Сегодня с утра майор Ленская запланировала поход в городское управление. Она бывала там часто, не реже двух-трех раз в неделю, но обычно ее целью становились отдел технической экспертизы, баллистическая лаборатория или пропахший формалином подвал, где царствовали судебные медики. На этот же раз Александра Павловна поднялась на третий этаж, где располагалась ведомственная библиотека.
Здесь скучала Ольга Васильевна Муравьева, дорабатывая последний год перед пенсией. Сотрудники управления редко посещали библиотеку – им хватало текущих дел, а если требовалась срочная информация, они прибегали к помощи Интернета. Изредка одиночество библиотекарши нарушали молодые мамы, которые искали книги по школьной программе или по проблемам воспитания.
