Мустаева выдержала его взгляд и медленно, едва ли не по слогам, произнесла:
— Карен Хорни. Слыхали про такую?
— В глаза не видел.
— Не сомневаюсь в этом ни секунды.
— По-моему, бабы-психологи — это нонсенс. Нет?
— По-моему, нонсенс — это вы, Ковешников.
— Ладно. Черт с вами, — неожиданно смягчился Ковешников. — Две головы хорошо, а три — красиво, просто глаз не отвести. Идемте.
* * *
…Бахметьев где-то видел этого человека, определенно.
Вот только никак не мог вспомнить — где именно. Это не было личным знакомством, потому что в реальной жизни они не могли пересечься по определению, — обычный безлошадный опер и глава крупного медиахолдинга «Феникс CORP.», почти олигарх. Или уже олигарх — с какой суммы в долларовом эквиваленте начинаются олигархи?
Судя по всему, она у Михаила Леонидовича Шувалова имелась.
И дело было не в огромном двухсотметровом пентхаусе, где они находились последние двадцать минут. И не в антикварной обстановке кабинета, в котором Шувалов принимал их: красное дерево и кожа, панели из наборного дуба, коллекция холодного оружия, диковинные статуэтки в палисандровых нишах, запах дорогих сигар.
Ничего удивительного. Такие интерьеры постоянно всплывают в телепрограммах (рубрика «В гостях у звезды), интернет-обзорах (рубрика «Сто лучших домов планеты») и криминальных новостях (рубрика «Коррупционные расследования»).
Удивительным был сам Михаил Леонидович. Свалившееся на него несчастье лишь немного подкорректировало внешность. Но если поднапрячься и смести новодельные, образовавшиеся за несколько часов, морщины и складки, то можно было увидеть совсем не старого еще мужчину. Идеально сложенного, с идеальным черепом и хорошей лепки лицом. Плотно сомкнутый волевой рот. Крутой подбородок.
И глаза.
Никогда еще Бахметьев не видел таких цепких глаз. Таких холодно-отстраненных, способных мгновенно оценить собеседника. Их яркая, нисколько не выцветшая с годами синь, в сочетании с налетом седины на темных висках и легкой смуглостью кожи, делала Шувалова настоящим красавцем. Хоть сейчас рекламируй автомобили представительского класса, банковские услуги и эксклюзивные туры в жерло вулкана Эйяфьядлайекюдль.
Причем вулкану отдается предпочтение.
Сколько времени Бахметьев потратил, чтобы без запинки выучить это совершенно непроизносимое исландское название? Минут двадцать, из чистого принципа. Еще через пять он это название благополучно забыл. И снова выучил. И снова забыл. И так по кругу раз пять.
Михаилу Леонидовичу Шувалову такие проблемы вряд ли знакомы. Этот запоминает все на свете с лету. Сразу и навсегда. У Михаила Леонидовича голова не только красивая, но и ясная. Иначе большим бизнесом не порулишь.
Лет сорок пять, подумал Бахметьев. Впрочем, такую подробность, как возраст медиаолигарха, можно выяснить прямо сейчас, не отходя от смартфона. Достаточно набрать имя Михаила Леонидовича Шувалова в любом поисковике. Интересно, сколько источников найдется, включая Википедию, список Форбс, список официальных инфоспонсоров чего угодно, а также благотворительных фондов.
Бахметьев почему-то подумал, что Михаил Леонидович — меценат.
Очень уж хорошее у него лицо.
Но подробности жизненного пути Шувалова опер выяснять не стал. Он стоял у огромного, в пол, окна и смотрел вниз, на стеклянный купол крытой галереи. Под куполом находился зимний сад, грамотно спланированный и разбитый на аккуратные сектора. Примерно посередине сада, на площадке в форме овала, кто-то расставил гигантские шахматы. Абрисы конкретных фигур не были видны с высоты, но поле в черно-белую клетку просматривалось хорошо.
В кабинете Шувалова тоже стояли шахматы — на специальном шахматном столике, инкрустированном перламутром. Шахматы были специальные — как и столик. То ли выточенные на заказ, то ли привезенные откуда-то из экзотической страны, где знают толк в красоте и изяществе. Индия или Китай, причем — средневековые, а не современные.
Шувалов, безостановочно ходивший по кабинету, все то время, что работники правоохранительных органов и примкнувший к ним психолог находились здесь, неожиданно остановился перед столиком. И посмотрел на него так, как будто увидел впервые.
— Ее ход, — произнес он тихим и каким-то потусторонним голосом. — Сейчас ее ход. Понимаете? Она в выигрышном положении и сейчас — ее ход.
Только теперь Бахметьев понял, что на доске разыгрывается партия. И, судя по количеству фигур, битва уже перевалила экватор. Сам Женя о шахматах не знал ничего, кроме названий фигур, да и то вечно путал ладью со слоном, а ферзя упорно называл королевой. Он никогда не стремился научиться играть. А сейчас подумал, что неплохо бы проштудировать какой-нибудь не слишком навороченный самоучитель для не слишком одаренных людей.
— Я бы напал слоном, — откликнулся Ковешников, внимательно изучая доску. — А конь на подстраховке.
— Я бы тоже напал слоном. — Голос Шувалова стал еще глуше и потустороннее. — Но она точно не сделает этого. Она выберет что-то третье. Какой-нибудь нестандартный ход. Она — необычный ребенок, понимаете?
— Нет, — честно признался Ковешников. — Еще можно пешку двинуть, вот эту. Но конь все равно на подстраховке.
На мгновение Бахметьеву показалось, что Михаил Леонидович ударит Ковешникова. Наверное, так и произошло бы, но в самый последний момент Шувалов сдержался.
— Мы с Никушей должны доиграть партию. Обещайте мне, что так оно и будет. Я заплачу любые деньги. Любые. Если вам нужны люди — скажите сколько. Любые деньги, неограниченные возможности. Только обещайте мне.
— Нет. Я не могу давать таких обещаний.
В кабинете повисла тишина. Глубокая и непроницаемая, несмотря на присутствие сразу шестерых. Бахметьев стоял у окна, Мустаева оккупировала пространство между нишей и книжным шкафом, а на кожаном диване у двери сидела заплаканная женщина лет шестидесяти — няня пропавшей Ники, с редким для северных широт именем Иванка. Именно она ждала у художественной школы девочку, которая так к ней и не вышла.
Шестым был мужчина под пятьдесят — начальник службы безопасности «Феникс CORP.», Рамиль Алимжанович Усманов. По-своему примечательная личность, на которую — при других обстоятельствах — Бахметьев непременно обратил бы внимание. Усманов был белым как лунь: довольно распространенный тип седины. Но в сочетании с темным, почти черным лицом она смотрелась почти неестественно, срабатывал эффект фотографического негатива. В Усманове было что-то от кочевника, постаревшего и погрузневшего в вечных набегах. Наверное, все его предки и были кочевниками, и вытравить до конца степную фактуру не получилось, несмотря на добротный и дорогой европейский костюм, кожаные, начищенные до блеска туфли и модный галстук.
А вот золотая заколка на галстуке выглядела немодно, да и носят ли сейчас такие заколки?
