— Жив, — сказал Хабаров. — Дышит.
— Христом Богом просил, не бейте. Собаку, божью тварь, пощадите. Да разве ж они пощадят?..
Он закашлялся, изо рта пошла кровь. Хабаров подложил ему под голову подушку в ситцевой грязной наволочке. Старик с трудом отдышался.
— А я им, не знаю, мол, ничего, дал мне денежку прохожий и пошёл себе… А они бить, да по зубам прямо. Я, грешным делом, уж решил, что они тебя того… порешили и меня следом отправят.
— Ничего, — сказал Хабаров пустым голосом. — Ничего, дядь Саш, ещё поживём!..
Джахан оттеснила его плечом, закатала деду рукав и аккуратно поставила укол. Разорвалась стерильная упаковка, в сарае запахло антисептиком и как будто йодом.
— Сейчас вот здесь заклеим, а тут перевяжем, — бормотала Джахан успокоительно. — И поедем потихонечку в больницу.
Она положила на кровоподтёк салфетку и сверху залепила пластырем.
— Лёш, помоги мне.
Вдвоём они подняли деда на руки и дотащили до машины, стоявшей возле сарая нараспашку, двигатель работал.
— Собаку-то не бросайте, — попросил дед из салона. — Полечите собаку, досталось ей тоже…
— Я вернусь, — сказала Джахан. — Ты тут… не увлекайся.
— Ну что ты.
Он захлопнул пассажирскую дверь и махнул рукой. Двигатель заработал, и машина стала выбираться из кустов. Хабаров постоял немного, дождался, пока стихнет рычание мотора, и вернулся в сарай.
Один из гопников сидел, свесив голову, и качался из стороны в сторону. Второй по-прежнему лежал.
Хабаров подтащил трёхногую табуретку, как следует утвердил её и уселся напротив. Тот, что сидел, стал загребать ногами и подался от него назад, к стене.
— Не суетись, — велел ему Хабаров.
— Ты… ты кто, твою мать? Откуда ты взялся, твою мать? Тебе чё, больше всех надо? — забормотал гопник дрожащим голосом.
— Как тебя звать-то, урод? — скучным голосом спросил Хабаров.
— Да чё я урод, сам ты урод, мать твою!.. Вали отсюда, паскуда, пока я подмогу не вызвал, — продолжал бормотать тот, как видно, по многолетней привычке. — Не лезь не в своё дело, лезет он!..
— Я лезу? — удивился Хабаров.
Двумя руками, легонько, вскользь он ударил гопника по ушам снизу вверх. Тот моментально выпучил глаза, взвыл и повалился на бок.
Хабаров за шиворот поднял его.
— Кто вас к деду послал? Имя, фамилия! Ну!..
— Моё… фамилия? — прохрюкал гопник, перестав выть. — Или… чьё?
— Кто послал вас к деду, я спросил. Во второй раз спросил. В третий спрашивать не стану.
— Ты погоди, погоди, — заторопился гопник, громко сглатывая слюну. — Я это… я не знаю, по чесноку не знаю! Юрец знает, а я не того, не вкурил. Юрец сказал, старикана одного потрясти треба, и я пошёл трясти. А чего там, кто, не знаю, вот те крест…
— Какой крест! — сказал Хабаров с досадой.
Второй — видимо, Юрец — зашевелился, застонал и перекатился на спину.
Хабаров встал и посмотрел, как там пёс.
Тот по-прежнему дышал мелко и часто, но глаза открыл, и когда Хабаров подошёл и присел, стал косить на него налитым кровью глазом, хрипеть и испуганно загребать лапами, как будто собирался бежать.
Хабаров погладил его по голове, осторожно и легонько.
— Ну, ну, — успокоил он пса. — Сейчас Джо приедет, укол тебе сделает, полегчает! Терпи, парень, ты молодец!..
И вернулся на табуретку.
Юрец поднялся на четвереньки, свесил голову между рук. Дышал он тоже быстро и мелко и дрожал всем телом. Хабаров знал, что ему нехорошо, и хорошо станет нескоро. Через несколько дней ему станет хорошо.
— Слушай, Юрец, — сказал Алексей Ильич. Тот с трудом поднял голову и стал всматриваться в Хабарова. Взгляд у него не фокусировался. — Кто тебя к деду послал? Или ты тоже не вкурил?
Юрец ещё немного покачался туда-сюда, лёг на живот и затих. Носком ботинка Хабаров приподнял его голову за подбородок.
— Не спи, — велел Хабаров. — Рано спать, время детское. Ты отвечай, когда тебя вежливо спрашивают.
— Чё… те… надо?
— Кто тебя к деду послал и зачем?
— Юрец, — заскулил второй, — ты ему лучше скажи, а то он дерётся больно!..
— Подошёл один возле «Тамбовчанки», — захрипел Юрец, косясь на ботинок. — Сказал, нужно дедка тряхануть, который у церквы милостыню просит. Мужик, мол, к нему днём подходил, потолковал и в руку чего-то сунул. Так ферт хотел узнать, чё за мужик, зачем подходил, об чём толковали.
— Денег дал? — осведомился Хабаров.
Юрец мотнул головой — сначала как «нет», а потом как «да».
— Ферт местный или приезжий?
— А хрен его разберёт. Я у него регистрацию не проверял.
— Ты его не знаешь?
Юрец опять мотнул головой.
— Что он ещё сказал?
— Сказал, что найдём в халабуде, то наше. Нищие все богатые, сказал. А я заработать хотел! Главное, сказал, чтоб дедок отдал, что ему тот мужик сунул. А дедок заладил — нету, нету, ничего нету!.. Ну, я и смазал его по роже да по рёбрам…
Он почти просил у Хабарова сочувствия, этот самый Юрец! Он не сделал ничего такого, просто заработать хотел, кто ж не хочет заработать!.. А старик мешал ему, вот и пришлось его поучить, старика-то!
— Где и когда ты должен встретиться с фертом?
— Так завтра в «Тамбовчанке»! Пивка уговорились попить часиков в одиннадцать.
— Ферт на мотоцикле ездит?
— Так ты от него, что ли? — вдруг спросил проницательный Юрец, сел и взял себя за голову. Кожа на щеках блестела влажным блеском, как жабье брюхо. — А чё тогда нам навалял?
— Я не от него, — пояснил Хабаров. — Я с другой стороны. А вы под Пашей-Суетой ходите?
— Не, мы сами по себе… То есть под Агафоном мы… — заговорили они разом и посмотрели друг на друга. — Только Агафона того, говорят, вальнули. И Пашку тоже, обоих, выходит дело… Теперь беспредел начнётся…
Хабаров молча слушал.
— Отпусти нас, мужик. Чего там!.. Мы на тебя не в обиде, и ты на нас не обижайся. Ну, не поняли друг друга, давай разбежимся, да и все дела…
— Сколько денег ферт отвалил?
— Все наши.
Хабаров, которому они надоели, твёрдой рукой взял Юрца за загривок. Тот захлебнулся и выпучил глаза.
— Ну?..
— По два косаря на рыло.
— Где они? Пропили?
— По косарю только пропили.
— Давай остальные.
— Да ладно те, мужик, ты сам зажиточный, по всему видать, на что тебе наши косарики жалкие…
