— Ну очень благородно! — усмехнулась я. — У Газетина при себе всегда была большая сумка с разными нарядами. То он представал в образе собаки, то гигантской сосиски, то крокодила… Замечательное впечатление от милосердных поступков отца Златы слегка портит то, что госпиталь, который, по словам Дианы, посещал ее сожитель, на самом деле является центром, где делают разные процедуры женщинам с проблемами зачатия и беременности.
— Дети в стенах заведения есть, но это или эмбрионы в пробирках, или находятся в животе у мам, или только-только появились на свет, веселая гигантская собака им точно не нужна, — усмехнулся Степан.
— А на самом деле Газетин работал у некоего химика, который производил бытовую отраву, средство от домашних насекомых, — уточнила я. — Евгений разливал яд в бутылки, за что получал мизерный оклад. Устроился он туда в конце зимы.
— Байка его про накопившийся отпуск — полная туфта, несколько месяцев отгулов никто сотруднику не даст, — фыркнул Степан. — Но Асатрян верит любовнику, который тратил последние деньги, имеющиеся на руках. Как он собирался выкручиваться, оставшись с пустым карманом? Понятия не имею. Ясно же, что ему никогда не найти место с достойной зарплатой — у Евгения нет образования, да и возраст далеко не юный, а в Москве трудно устроиться даже тем, кому сорок пять стукнуло. Вот таков мужчина, который много лет назад потерял дочь-школьницу. Наверное, он очень любил девочку. Первое время после ее исчезновения Евгений в отделение милиции постоянно ходил.
— Как бы не так! — вдруг взорвался Егор. — Ложь! Знаете, почему он к следователю бегал и без конца требовал, чтобы меня посадили? Сначала-то безутешный папаша к моим родителям заявился и сообщил: «Златочка не вернется, сердцем чую, нет ее в живых. Вы тоже можете единственного ребенка лишиться, Злата ведь пропала на вечеринке, которую ваш сынок устроил. Костьми лягу, но заставлю дело об убийстве моей любимой доченьки открыть. Сядет ваш Егор по малолетке, живым не выйдет. На детской зоне порядки страшней, чем на взрослой. Но я могу не поднимать шума, тогда мальчик дома останется, биография его судимостью не замарается. Давайте мы с вами квартирами махнемся, вы в мою двушку поедете, а я в четырехкомнатную вашу переселюсь. Еще машину на меня перепишите. И дачу. Вот тогда Егор спокойно дальше жить сможет». Понимаете? Газетин решил на смерти дочери обогатиться! Мой отец его конкретно послал. Папаша Златы разозлился, что актеров не обобрал — с Ферина-то со Шлыковым взять было нечего, — и порысил в милицию. Как на работу туда носился, пока нанятый моими родителями адвокат хвост ему не прищемил. Уж не знаю, что именно было сказано, но «скорбящий папочка» перестал ходить в отделение.
— У Златы были проблемы с сердцем, — уточнил Степан, — ее карта из детской поликлиники до сих пор хранится в архиве. Девочка выглядела здоровой и вследствие юного возраста чувствовала себя неплохо. Могла, наверное, жаловаться на одышку, головную боль, но взрослые не обращали внимания на состояние ребенка. В медицинском документе полно пометок врача: «Звонили родителям, напоминали о посещении кардиолога», «Не сданы вовремя анализы», «Не прошла обследование».
— Может, ее за деньги лечили в другом месте, — предположил Маслов, — мои родители сами никогда не ходили в районную поликлинику и меня туда не водили.
— Ну да, — кивнул Степан, — даже в советские времена были те, кто пользовался платными медицинскими услугами, посещал эскулапов-частников. Но, учитывая то, как училась и вела себя девочка, она росла как сорная трава. Родителям было не до Златы, она курила, пила, пробовала наркотики. Даже здоровое сердце от такого образа жизни даст сбой.
Ферин постучал ладонью по столу.
— Мне, конечно, интересно вас слушать, но я тут при чем? Какое отношение убийство Елизаветы Михайловны, моей мамы, имеет к давней неприятной истории?
— Самое прямое, — заверила я. — Кстати! Вы не помните, случайно, в день той печально завершившейся вечеринки не было ли какой-то нервной ситуации с банкой клубничного варенья?
Маслов посмотрел на Ферина и воскликнул:
— Во! Забыл совсем, а сейчас вспомнил! Я банку уронил, и прямо взрыв случился, красные брызги в разные стороны полетели.
Глава 36
— Вообще этого не помню, — развел руками Александр Евгеньевич. — Варенье? Клубничное?
— Ну да! — выпалил Маслов. — Пока Андрюха в спальне со Златой развлекался, мы с тобой выпили, пожрали и чаю захотели. Я достал из буфета банку с вареньем, начал ее открывать. Поставил на кухонный столик, консервным ножом орудую — и тут Шлыков входит, бледный до синевы, объявляет: «Злата того… не дышит». У меня рука сорвалась, банка на пол грохнулась. Разбилась, будто взорвалась. Ба-бах! По всей комнате красные плюхи, на стенах, на занавесках, на мебели. Я совершенно чистый, Сашка тоже, а Андрюха красными пятнами покрыт. Он еще рубашку свою, которой больше всего досталось, начал щупать и пробормотал себе под нос: «Все ароматы Аравии не отмоют этой маленькой руки». Цитата из пьесы Шекспира «Макбет», мы как раз ее в школьном театре ставили.
Ферин потряс головой.
— Никаких воспоминаний у меня нет. А вы, Виола, откуда про варенье знаете?
— Одна из сотрудниц архива случайно уронила банку с вареньем, та разбилась и запачкала брюки и сорочку Шлыкова. А еще Ирина ранее похвалила его рубашку с красным узором, — пояснила я. — Андрей Николаевич тогда уже находился в перманентной истерии — его пару раз посещала «Злата», к нему неоднократно подходил Газетин в разных карнавальных костюмах… На слова сотрудницы, что красные пятна на груди сорочки ее украшают, босс отреагировал нервно, устроил Ире допрос, пытаясь выяснить, что она имеет в виду. А другое ерундовое происшествие — разлитое клубничное варенье — окончательно выбило начальника архива из колеи. Я не думаю, что Ирина Бородулина тоже состояла в сговоре с Александром Фериным, она беременна от богатого любовника, который пристроил девушку на тихую службу. Полагаю, сотрудница после декрета в забытое богом хранилище не вернется. Я понимаю, почему Газетин и девушка, которая изображала Злату, согласились пугать Шлыкова — у Евгения нет денег, у той, что стояла под снегом в легком платье и чью личность мы пока не определили, тоже небось финансовые проблемы. Ирина же в полном порядке. Разбитая ею банка — это просто случайное совпадение. Но Андрей Николаевич после этого инцидента пошел вразнос.
— Эй, эй! — перебив меня, возмутился Александр Евгеньевич. — Виола, глупое вранье хорошо исключительно в книгах! В реальной жизни не советую пургу гнать, потому что можно за клевету ответить. Что за намеки? С чего вдруг вы сказали: «В сговоре с Александром Фериным»?
Я не обиделась на его грубость.
— Кто-то платил Газетину немалые суммы, а Евгений старательно их отрабатывал. Светлана, девушка, которая изображала цыганку в кафе, потом нанялась раздавать рекламные листовки у метро и видела, как после общения с человеком в костюме крокодила Шлыков впал в невменяемое состояние.
— Отлично! — расхохотался Ферин. — Мой адвокат помрет от восторга! Человек в костюме крокодила… Да это мог быть кто угодно, а не Газетин, с которым я никогда не встречался!
