Герман Львович начал хрустеть пальцами рук.
— Мне он сообщил только один, который я первым продиктовал. Мы с ним не созванивались. Зачем? Дружбы нет, а на работу Газетин аккуратно ходил. Правда, один раз Женя мне неожиданно звякнул: «Простите, приболел, на день дома останусь. Послезавтра выйду». Смотрю, у меня другой контакт определился. И я его тоже в книжку занес. На мой взгляд, Евгений не походил на семейного человека. Я вот своей Наталье Ивановне, несмотря на ее капризный характер, пару раз за день наберу, а то она обижается, что супруг ее забыл. И она меня постоянно дергает. Газетин же за смену ни разу сотовый не вынимал. Сам ни с кем не болтал, и его никто не искал. Знаете…
Герман Львович умолк.
— Что-то не так? — полюбопытствовала я.
Варавкин перестал терзать пальцы.
— Кто станет заниматься розливом инсектицида? Я бы и сам с отравой не связался, да НИИ, где я старшим научным работал, развалился. А кушать-то хочется. И кредит за квартиру выплачивать надо. К тому же жена моя в Турции отдыхать желает, то одно, то другое требует. Вот я и занялся производством. Слава богу, на плаву держусь. Мужики, которых я нанимал, все из социальных низов были — ничего делать не умели, ремеслу не обучены, только малоквалифицированным трудом и могли заниматься, типа мешки на рынке таскать да улицы мести. Сейчас гастарбайтеров тьма, которые за копейки старательно пашут, а московские же маргиналы с фанаберией, типа такому «красавцу» отсчитай сто тысяч в месяц за то, что он бутылки под кран ставит, а потом крышки на них заворачивает. С какого рожна, спрашивается, я ему зарплату как доктору наук должен платить? А в ответ слышу: «Я столичный житель, не из понаехавших». Вот и весь аргумент. Рабочие на моем производстве как под копирку были: безграмотные, речь щедро приправлена матом. Я не жеманная девушка, от непечатных слов в обморок не падаю, сам могу в злую минуту витиевато высказаться. Но я не разговариваю нецензурно, не говорю «че», не хохочу как безумный от шуток, которые в Интернете пишут. И дружить с подобным человеком не стану. Но ведь нажимать на кнопку автомата, который наполняет емкости отравой для насекомых, человек моего круга не согласится. Поэтому я ждал от наемных рабочих малого: не пить, не употреблять наркотики, не пропускать службу. Но даже такие скромные требования не выполнялись. Приходилось вон мерзавцев гнать. Евгений аккуратный, пунктуальный. К тому же и речь у него грамотная, без нецензурщины. Я один раз его спросил: «Женя, какое у вас образование?» Он ответил: «Девять классов». Но я ему не поверил. Уверен, Газетин точно с законченным средним. А еще меня мучило любопытство: что он в своей спортивной сумке таскает? Евгений ее ни разу при мне не открыл, но саквояж всегда при себе имел. Когда на обед уходил, его с собой уносил.
— Он каждый день ходил перекусить в определенный час? — уточнила я.
— Да, — подтвердил Герман Львович. — Как самолет на взлет, по строгому расписанию. Выключал автомат, снимал фартук, респиратор, перчатки, брал сумку и уходил.
— Куда? — поинтересовалась я.
Варавкин надул щеки.
— Я не следил за ним. Евгений опаздывал после перерыва, но возвращался трезвым, речь разумная, взгляд светлый. Остальное меня не интересовало. И вообще с тем, кто на тебя пашет, дружить никому не рекомендую, приятель может работодателю на шею усесться.
Глава 20
Распрощавшись с химиком, я пошла в архив, по дороге терзая телефон. Первый номер Евгения Газетина просто молчал. А вот другой вдруг отозвался приятным женским голосом:
— Добрый день…
— Здравствуйте, — обрадовалась я.
— Вы позвонили Диане Асатрян. К сожалению, сейчас не могу ответить на вызов…
Автоответчик! Я слышу стандартный текст, который наговаривает большинство людей.
— Но если вы что-то знаете о моем муже Жене Газетине, оставьте сообщение. Супруг не пришел ночевать, выключил телефон…
Я сделала стойку. Начало было обычным, а вот продолжение нет! Запись заканчивалась словами:
— Я очень волнуюсь. Пожалуйста, назовите свой номер, я перезвоню вам. Сообщение диктуйте после гудка.
— Добрый день, Диана, меня зовут Виола, — сказала я, после того как услышала сигнал. — Не уверена, что речь идет о вашем супруге, надо посмотреть на его фото, которое у вас точно есть. К сожалению, у меня совсем не радостные сведения. На улице умер человек. Есть предположение, что его звали Евгений Газетин, он работал на производстве отравы для насекомых. Но, возможно, личность умершего определили неверно.
Я выдохнула. Бедная Диана. Ужасно получить такое сообщение, но ведь неизвестность намного хуже. А мне очень неприятно исполнять роль вестника несчастья.
В расстроенных чувствах я вошла в здание архива, села за стол в библиотеке и поежилась, глядя на пустые стулья Веры Васильевны и Лены.
— Ужас, да? — прошептала Наталья Владимировна, заметив меня. — Бедная Вера! Я ее любила, хотя характер у бедняжки был не простой.
— Мягко сказано, — подхватила Ира. — В последнее время наша начальница совсем в истеричку превратилась, по любому поводу скандалы устраивала. Помните, что тут творилось в ее последний день? Чисто по-человечески мне Никитину жалко, но как руководитель она… Ой, лучше промолчу, о покойных плохо не говорят.
— Вера не виновата, — возразила Наталья.
Ирина рассердилась.
— Вот давно вам это сказать хотела: нельзя жить без зубов и ногтей. Никитина вас, свою заместительницу, буквально чморила, а вы все молчали. Хамкам надо отпор давать! Прямо по морде им!
— Зло не победить злом, — вздохнула Наталья Владимировна, — зло исчезает при виде добра. Вы, Ирочка, у нас недавно и, полагаю, ненадолго. Умная, красивая, образованная девушка в богом забытом архиве до пенсии не просидит. Думаю, вас сюда, как раньше говорили, «на легкий труд» пристроили. Вы ведь ребеночка ждете, да?
Щеки Иры покрылись розовыми пятнами.
— Кто растрепал?
Калинина улыбнулась.
— Вы сами.
— Я? — подпрыгнула Ирина. — Никогда не болтаю о своих делах.
— Солнышко, — ласково завела более опытная женщина, — вы ведь не единственная в таком положении. У меня трое детей, отлично помню себя в то время, когда ожидала малыша. Вы сейчас то едите все без разбора, то в туалет бегаете, еще скандалите без повода, слишком бурно реагируете на простые замечания, принимаете витамины с фолиевой кислотой, вон банка у папки стоит. Вас раздражали духи Веры Васильевны, которые казались вам назойливыми, о чем вы громко заявили, хотя в реальности от Никитиной пахло совсем чуть-чуть. Несколько раз, когда бедная Леночка начинала жевать бутерброды с колбасой-ветчиной, вы спешно убегали из библиотеки. У каждой беременной во время токсикоза есть свой раздражитель, от мясных продуктов многих тошнит. Ирочка, вы молодая модная девушка, хорошо одетая, а косметики на лице ноль. Волосы вы не красите, вон темные корни отросли. Если сложить все вместе, то получается, что, ни словечком не намекнув на свое интересное положение, вы все мне сообщили. Душенька, зря так секретничаете, я вас не сглажу. И Виола не похожа на злобную завистливую бабу, которой чужое счастье поперек горла. Кстати, я давно хотела предложить вам двоим местами поменяться, ведь Ирина на сквозняке сидит, но стеснялась, понимая, что она пытается свою беременность скрыть. Все равно скоро и животик появится, и походка изменится. Какое широкое платье ни надень, а опытная женщина вмиг сообразит, что к чему. И еще, душенька. Зная, что вы не замужем, смею заверить: мне все равно, от кого вы собрались рожать. Я не осуждаю тех, кто забеременел от чужого мужа. Признаюсь, сама такая, от великой любви первую дочь родила. Предмет моего обожания обещал с законной женой порвать и со мной отношения оформить, и я, наивная, ему поверила. Сейчас-то хорошо знаю: мужики ленивы, семью они разбивают очень редко. Если, конечно, супруга — женщина умная и скандалы не закатывает, делает вид, что ничегошеньки не знает. У моего возлюбленного она именно такая оказалась. Поэтому осталась я с носом, без алиментов, зато с лучшей доченькой на свете.
