– Руки прочь от меня, проклятый бедуин!
То ли разбойника смутило, что она оказалась женщиной, то ли его поразил ее странный выговор, Мод не знала и не хотела знать. Разбойник заколебался, его глаза расширились, и она резко ударила его коленом в пах, так сильно, как только смогла. Он крякнул, содрогнувшись, и в следующую секунду Халид уже вскочил на него, обхватил сзади и резанул ханджаром по горлу. Струя крови хлынула на Мод. Ее глаза на миг встретились с удивленными глазами грабителя, которого постиг столь внезапный конец. Ее поразила чистота белков его глаз в сочетании с почти черной радужкой. Он был слишком молод, чтобы умереть. Затем его глаза закатились, и он упал на песок с хлюпающим вздохом, и Халид откинул его в сторону, прежде чем посмотреть на поле боя. Дневной свет прибывал с каждой секундой. Фатих шел к трем верблюдам, включая Малявку, которые теперь, лишенные погонщика или наездника, бесцельно брели вперед. Захвативший их разбойник неподвижно лежал на песке.
– Слава Всевышнему, – проговорил Халид. Он повернулся к Мод и в нарушение всех правил приличия протянул ей руку, помогая подняться. Она вытерла лицо грязным рукавом: кровь была у нее на зубах, в глазах, в волосах. – Ты набросилась на него, словно сокол, – сказал он. – Ты спасла Фатиха, и это был храбрый поступок. Совсем не женский.
Он говорил с каким-то спокойным одобрением, которое не дало Мод разрыдаться. Ее всю трясло, и девушка надеялась, что Халид этого не заметит. Кровь, попавшая в рот, была соленой и имела железистый привкус.
Маджид был мертв. Двое разбойников также остались лежать на песке, а двое других скрылись с пустыми руками. Глаза Маджида смотрели куда-то вдаль, и их взгляд больше не был испуганным. Мод закрыла их своей грязной рукой. У него была глубокая колотая рана в груди и мазок алого цвета на нижней губе. Мод подумала, что где-то его ждет мать. Девушка не могла понять, какие чувства вызвала в ней смерть мальчика, и ее посетила внезапная мысль, что она становится такой же суровой и жестокой, как эта пустыня. Халид осмотрел верблюда застреленного грабителя и объявил его полезным животным, хотя и неказистым, слишком худым и больше годящимся для каменистых пустынь, чем для дюн. Было решено вести его с собой так долго, как это будет возможно, а затем пустить на мясо. Фатих и другой молодой бедуин ликовали, готовые без конца рассказывать о своих подвигах. Каждый хвастался, выкрикивая свой рассказ как можно громче. Они разожгли костер, чтобы сварить кофе, и на некоторое время адреналин взбодрил их, унеся прочь все мысли о вызове, который им предстояло бросить пустыне, и об опасности, в которой они оказались.
– Даже старый Саид бился с ними, – сказал Фатих. – Он перерезал сбрую верблюда, на котором сидел тот, длиннобородый, так что ему пришлось ехать медленно. Вот почему я смог с такой легкостью его подстрелить!
– Он сказал «даже старый Саид»! – проворчал старик. – Да я убил двадцать таких негодяев, как эти, когда ты еще сосал титьку матери, мальчик.
– На самом деле ты должен благодарить госпожу, Фатих, – возразил Халид, указывая на Мод кончиком ханджара, которым вычищал засохшую кровь из-под ногтей. – Она напала на человека, который застрелил бы тебя без колебаний, хотя у нее не было оружия. Только голые руки и ярость. Мэм-сагиб налетела на него, словно сокол. Он даже не понял, откуда она на него свалилась.
Лицо Фатиха ясно свидетельствовало: новость, что его спасла женщина, не слишком его обрадовала, но молодой человек сумел справиться с уязвленным самолюбием.
– Бог милостив, и я благодарю вас, госпожа. Думаю, отныне мы должны называть вас Шахин, – сказал он. – Это арабское слово означает «сокол», а точнее, «сапсан».
Остальные закивали, глядя на Мод с бóльшим уважением и теплотой.
Верблюд, которого они захватили, нес большой наполовину полный бурдюк с водой. Фатих восславил Бога и три раза выстрелил в воздух, когда это обнаружил. Они двинулись на юго-восток, вдоль подножия могучей дюны. Воды, чтобы умыться, у Мод не было. Она попыталась счистить кровь с помощью песка и сухого лоскута, оторванного от рубашки, но от крови, запекшейся в волосах, так просто было не избавиться. Ее левое ухо зудело, а когда она принималась его чесать, под ногтями оставались ржавые крошки. Она не могла забыть о разбойнике с черно-белыми глазами, это воспоминание было особенно ярким. Мод была уверена, что он станет приходить к ней во сне. Но девушка не сожалела о его гибели. Ведь она могла оказаться на его месте. Он принес в их лагерь смерть и поплатился за это. «Я видела, как умирает человек, – написала она Натаниэлю. – Он был молод, но убил бы нас, если б смог, так что у нас не оставалось выбора. Бедуины теперь называют меня Шахин». Она не могла не гордиться своим новым именем. Оно звучало весьма романтично, а кроме того, доказывало: люди пустыни наконец приняли ее. Это была гордость холодная, сдержанная, сродни чувству удовлетворения, настоящая радость в тот день была не к месту. Ближе к полудню, когда солнце уже поднялось высоко и стало нещадно палить, Саид свернул в сторону дюны. Он посмотрел наверх и вдоль нее, а затем помахал им.
– Всевышний к нам милостив, это и есть то место, где мы должны подняться на дюну, – объявил он с нескрываемым облегчением.
– Ты уверен? – спросила Мод.
В этом месте дюна делала плавный изгиб, по которому шло вверх нечто вроде уступа, пугающе крутого, но все-таки не обрывистого.
– Бог свидетель, это лучший путь, – подтвердил старик.
Некоторое время они стояли плечом к плечу, глядя на то, что было дорóгой вперед.
– Тогда незачем ждать. Начнем подъем, – распорядилась наконец Мод.
Саид смерил ее быстрым взглядом. Маленькую, тонкую, покрытую песком и запекшейся кровью. На его лице не было уверенности, но он все же кивнул.
Было ясно, что у верблюдов нет шансов совершить предстоящее восхождение с лишним грузом. Палатка Мод, кухонные принадлежности, вся походная мебель и даже ее складной стул остались лежать на земле в куче прочего хлама. С этого момента все ее имущество составляли одно одеяло и небольшая холщовая сумка с бумагами и личными вещами, а спать ей придется у костра вместе с мужчинами. Она не испытывала в связи с этим ни малейшего огорчения и не жалела брошенных пожиток. Она только сокрушалась, что потратила на них немалые деньги, а также что не выбросила их еще раньше. Эти лишние предметы принадлежали изнеженному миру и другой, не привыкшей к таким суровым условиям Мод. Во всяком случае, не Шахин. И в этом путешествии, затмившем все прочие ее странствия, они были определенно лишними. Теперь, когда осталось лишь самое необходимое, Халид позволил каждому выпить по глотку воды.
– Это нам поможет, – сказал он.
Все вновь помрачнели. Даже Фатих присмирел. Затем Саид затянул тихую песню и повел своего верблюда вперед.
Светлый, более мелкий песок оказался плотней, и по нему было легче ступать. Желтый песок, более темный и крупный, осыпался, ноги в нем вязли, и он мог в любой миг обрушиться сокрушительной лавиной, способной унести человека или верблюда обратно к подножию склона. Мод быстро усвоила подобные вещи. Она не знала, что ее сердце может биться так быстро и не замирать от усталости. Она не знала, что можно дышать так тяжело и не терять при этом сознания. Яркие пятна кружились перед глазами, и она не могла глотать. Жажда вонзалась в горло железными когтями.
