– Даниэль! – не видя ничего, крикнула сквозь дождь Джоан, словно лишившись рассудка.
Уолтер снова схватил ее за руку и потащил за собой.
– Идем! – резко выкрикнул он. – Быстро!
Руб-эль-Хали, Оман, 1909 год, март
Мод и бедуины не разговаривали, ожидая Саида. Дюны высились над ними, заставляя хранить молчание. Саид, все время бормотавший что-то себе под нос, исчез, уйдя на северо-запад вдоль подножия огромного песчаного бархана, и пропал на три часа. Мод провела это время, глядя на стену песка и все больше убеждаясь, что та представляет собой волну – подобно тому, как простирающаяся впереди пустыня представляет собой океан песка с поверхностью, формируемой ветром. Его волны двигались. Он мог покрываться рябью, в нем образовывались гребни и впадины, и сильный ветер срывал «брызги» с вершин его валов, точно так же, как это происходило с водой. Мод знала, что многие пустыни когда-то были морями. Ей доводилось встречать древние наскальные рисунки и находить окаменелые ракушки в самых сухих местах на земле. Она как раз думала о том, бывают ли в пустыне также приливы – огромные, невидимые, медленно движущиеся, – когда крик Фатиха известил о возвращении Саида. Понурые плечи старика свидетельствовали: надежды, что он нашел путь вверх по дюне, нет. Незадолго до его возвращения Мод попыталась подняться на дюну, желая понять, возможно ли это. Песок был мягкий, сыпучий. Она сползала с бархана снова и снова, и вскоре ее силы иссякли. А она весила намного меньше, чем верблюд. Поэтому они решили разбить лагерь и заночевать неподалеку от бархана.
Тусклый диск солнца висел в западной части неба. Они молча отъехали от дюны на небольшое расстояние и устроились рядом с невысокой скалой, за которой росли несколько чахлых кустиков верблюжьей колючки с листвой неестественно зеленого цвета. Верблюды с жадностью на нее набросились, урча и отталкивая друг друга. Мод и Маджид разбили маленькую палатку, после чего мальчик заварил остатки черного чая и подал хозяйке в чашке с налетом песка на ободке.
– Будь с нами Гарун, он бы за это оттаскал тебя за ухо, – грустно сказала Мод по-английски, потому что у нее не осталось сил, чтобы сделать настоящее внушение.
Чай все равно сильно отдавал козлиной шкурой – такой была вся их вода. Ее хватило бы, чтобы отложить следующий переход до завтрашнего дня, но не больше. Им всем было это известно. Воды оставалось на день, проведенный по эту сторону дюны и на два дня по другую, вот и все время, которым они располагали. Они должны были продолжать двигаться либо вперед, либо назад, и в этом было что-то утешительное. Мод уже решила: если Саид не найдет путь через дюну, это сделает она. Девушка знала, что это безумие, знала, что, скорей всего, попытка будет обречена на провал, но при одной мысли о том, чтобы повернуть назад, в ней начинала крепнуть стальная решимость. «Будь я проклята, если, пройдя такой путь, не попытаюсь довести дело до конца», – писала Мод Натаниэлю, как всегда без чернил и бумаги. Она была рада, что ей опять захотелось поделиться с ним своими мыслями, рада, что у нее имелось это неотправленное невидимое послание. Больше ей некому было рассказать о том, что с ней происходит. В этот вечер она вновь начала вести журнал и сделала в нем несколько зарисовок нависшей дюны. Ветер гнал возле их лагеря «пылевого дьявола»
[147], завихрение из песка, закрученное с какой-то веселой злостью. Губы Саида задвигались в молчаливой молитве, когда он его увидел. Поужинала Мод одной лепешкой. Она скорей умерла бы с голоду, чем прикоснулась к финикам, но их запас, к счастью для нее, подошел к концу.
Ту ночь бедуины провели в тишине, смолкли даже споры. Мод заснула легко. Усталость давала о себе знать – она словно весь день плыла против сильного течения и теперь была рада покориться волнам и укрыться под покровом ночи. Ей снились Марш-Хаус, мать, и в своем ночном видении Мод никогда их не покидала, хотя изо всех сил стремилась поскорее очнуться и увериться, что это не так. Потом чей-то крик все-таки разбудил ее, и она села, не понимая, где находится и что произошло. Ее глаза напряглись, силясь разглядеть что-нибудь в пелене серых предрассветных сумерек, потом послышался винтовочный выстрел и раздался незнакомый голос, за ним последовали крики. Тогда она вылезла из-под одеяла и высунула голову из палатки.
– Разбойники! Да лишит их зрения Всевышний! – услышала она вопль Саида.
Вокруг кострища, поднимая облака пыли, метались движущиеся туда и сюда фигуры. Раздавались громкие возгласы, проклятия, жалобный рев верблюдов, бледными пятнами мелькали одежды. Повсюду бушевал вихрь схватки, злой, страшной и целеустремленной. Мод смотрела по сторонам с сердцем, ушедшим в пятки.
– Халид! – позвала она, хотя не могла разглядеть его в царящем в лагере хаосе.
Раздался еще один винтовочный выстрел, на сей раз оглушительно близкий, и песок у входа в палатку Мод взлетел на воздух, словно от небольшого взрыва.
Мод упала на спину, моргая и кашляя, потом страх оказаться в ловушке внутри палатки взял верх, она выползла из нее на четвереньках, поднялась на ноги и побежала к скале. Задыхаясь от страха, она полезла на нее, обдирая в кровь босые ноги и голени. В предрассветной мгле она изо всех сил вглядывалась в мечущиеся фигуры и поначалу не могла отличить своих от врагов, но потом ей это удалось. Четверо чужаков пытались украсть верблюдов и припасы, а ее люди отбивались от них винтовочными прикладами, ножами и голыми рукам. Один разбойник уже был готов ускакать на своем верблюде, ведя на поводу двух захваченных в качестве трофеев, включая Малявку.
– О нет! – яростно закричала Мод.
Если бы разбойникам удался их налет, то Мод и ее товарищи долго не продержались бы, даже останься они в живых. От ярости у нее перехватило дух.
Мод отчаянно думала о том, чем могла бы помочь. Ей удалось разглядеть, как Фатих бежит с винтовкой в руках за разбойником на верблюде, встает на колено, стреляет, промахивается, а затем бежит снова, преследуя грабителя, пытаясь не дать ему уйти. Под ней раздался выстрел. Она посмотрела вниз и увидела, как один из разбойников тоже залез на скалу и прицелился в Фатиха. Его первый выстрел пришелся мимо цели, но второй вполне мог сразить молодого бедуина. Внизу Мод различила лицо Халида, глядящего вверх, на скалу, к которой он мчался со всех ног. Она видела, что он тоже заметил стрелка и понял, в какой опасности его сын. Взгляд Халида на секунду встретился с глазами Мод, и в следующее мгновение та прыгнула. Вытянув руки вперед, она пролетела футов десять и приземлилась прямо на человека с винтовкой. Они оба упали на землю. Мод вцепилась в одежду и волосы грабителя, не давая ему подняться. Мод приземлилась более мягко, чем ее соперник, и слышала, как при падении воздух со свистом вырвался из его легких, но тот сразу вывернулся с ловкостью прирожденного бойца и прижал ее к земле всем своим весом. Уже в следующее мгновение ханджар был приставлен к ее горлу. Она схватила запястье грабителя обеими руками, когда кончик лезвия уже впился в ее тело. Почувствовав теплую струйку крови на своей коже, она воспользовалась оставшейся у нее секундой жизни, чтобы крикнуть так громко, как только могла:
