– Хорошо, – согласилась Мод. – Спасибо тебе. Уверена, Гарун к тому времени поправится.
Халид кивнул и отошел в сторону, а Мод подумала, вернутся ли назад двое молодых парней, которых он отправил к колодцу. Они вполне могли продолжить путь самостоятельно и попытать счастья в другом месте. Если бы они это сделали, увезя с собой бóльшую часть бурдюков, остальные путешественники оказались бы обречены. Внезапно Мод ощутила явственный вкус опасности, в которой они оказались, – она чувствовала его и раньше, но не отдавала себе в этом отчета. Одно ошибочное решение, одно неверно выбранное направление могли означать смерть. Страх имел реальный вкус, как если бы она коснулась языком меди. Только прятался он где-то в задней части нёба.
Место, где они остановились, было окружено невысокими дюнами, сложенными из такого плотно спрессованного песка, что сандалии оставляли на нем лишь неглубокие следы. Мод изучала карту, которую сама же нарисовала, как будто на ней мог быть виден путь вперед. Она показала ее старому Саиду, чтобы тот сказал, как далеко они зашли и какое расстояние отделяет их от Урук-аль-Шайбы, края огромных дюн, которые ее страшили. Мод даже предложила обойти их стороной. Старик улыбнулся. На востоке тянулась необъятная область зыбучих песков, на западе на многие дни пути простирались безводные пустыни. Короче, кружного пути попросту не существовало. Только пройдя через дюны, они могли повернуть на восток, оставить позади пустыню и уйти в горы, чтобы пересечь их и достичь моря, таким образом завершив путешествие. Султан просил ее прислать весточку из Маската, когда она туда доберется, – если, конечно, ей это удастся.
Мод изучила окружающую местность и отметила, как легко идти по низким широким дюнам. Она спросила Халида, почему пересечение Урук-аль-Шайбы считается таким трудным. Может, все не так страшно?
Он покачал головой:
– Не многим удалось успешно пересечь это место. Там дюны губят людей, как волны, разбивающиеся о скалы. Саид единственный из нас, кто там побывал. Мы все должны полагаться на него. Бог даст, он проведет нас благополучно.
– Бог даст, – эхом отозвалась Мод, и на ее сердце легла тяжесть.
На рассвете второго дня Мод сидела у постели Гаруна, пока он спал. Остальные то и дело всматривались в горизонт, ожидая возвращения посланных за водой. Ждать – вот все, что ей оставалось. Бедуины разобрали винтовки, вычистили песок и собрали снова. При этом они опять спорили и пели. Фатих ушел и через несколько часов вернулся с охапкой колючих сухих веток, которые верблюды принялись жевать, хоть и без всякого энтузиазма. Их вялость объяснялась жаждой, и Мод это понимала. В течение нескольких часов Гарун что-то бормотал во сне, а затем, похоже, успокоился. Мод не знала, хороший это признак или нет. Она смешала еще желудочного тоника, добавив туда для верности немного железистого порошка, но не смогла разбудить спящего, чтобы тот выпил лекарство. Щеки его запали, дыхание стало зловонным, лицо лоснилось от пота. Мод вспомнила о его жене, которая осталась одна с детьми на руках в далекой Палестине, за многие мили отсюда.
– Гарун… – произнесла Мод, наклонившись к уху больного. – Гарун, ты должен поправиться. Пожалуйста. Я приказываю! Я не оставлю тебя здесь, но нам нужно ехать дальше. Так что ты должен встать. Слышишь?
Она пыталась сказать это властно, однако ее голос звучал тихо, и вместо приказа получилась мольба. Она сглотнула. «Гарун заставил меня слегка перепугаться, – говорилось в ее воображаемом письме к Натаниэлю, дышащем отчаянным оптимизмом. – У нас вышла небольшая задержка в самый неподходящий момент, когда вода была на исходе. Пришлось ждать, когда мой слуга оправится от приступа дизентерии. Но он восстановил силы, и мы снова движемся вперед».
– Нужно прижечь его каленым железом. Это поможет. Именно благодаря прижиганию я сам оправился в прошлом году от такой же болезни, – проговорил Фатих, закатывая рукав и показывая шрамы – три коротких параллельных ожога на предплечье.
– Чепуха, – возразила Мод. – Не хочу даже слышать об этом.
Фатих ушел, что-то бормоча о тупости иностранцев, женщин и неверных.
– Мэм-сагиб, – сказал Маджид неуверенным голосом, – прижигание поможет лучше всего. Оно его спасет.
Мальчик смотрел на нее расширенными, испуганными глазами, и Мод удержалась от вертевшейся на языке резкой отповеди.
Она лишь покачала головой.
Гарун умер без суеты, безропотно отойдя в иной мир. Свой последний вздох он испустил под внезапные крики восторга и радостный треск ружейных выстрелов, раздавшихся, едва на горизонте показались силуэты посланных за водой. Мод неподвижно сидела рядом с ним. Вдруг до нее дошло: она понятия не имеет, что делать дальше. Мод проплакала еще какое-то время, оставаясь в палатке слуги, но в конце концов вышла, чтобы рассказать другим о случившемся, предварительно убедившись, что слезы высохли.
– Зря вы не позволили прижечь его каленым железом, – проговорил Фатих, когда бедуины заворачивали Гаруна в одеяло и выносили из палатки.
Халид прочел строки из Корана над его телом, которое оставалось лежать на земле до захода солнца, пока они не собрали достаточно камней, чтобы навалить их поверх неглубокой могилы. Мод не стала оскорблять веру своего друга чтением христианских молитв, а вместо этого принялась искать в своем багаже какую-нибудь вещь, чтобы положить ее на памятном месте. Но Халид предупредил: то, что она оставит, заберет первый, кто здесь проедет.
– Я думала, кладбища являются священным для мусульман местом? Святым и принадлежащим вечности? – проговорила она сердито.
– К сожалению, это не кладбище. Это пустыня. Вера, конечно, не умирает и здесь, но с благочестием дела обстоят хуже. Он служил у вас долгое время?
– Да. Он был… он был очень мне дорог.
Ночью Мод почти не спала, и когда ей все-таки удалось немного вздремнуть, ей приснилась холодная вода – полные до краев сосуды с водой, до которых она не могла дотянуться. Утром у нее во рту было сухо, и, когда они отправились дальше, только она и Маджид, казалось, пребывали в мрачном настроении. Сыны пустыни вели себя как ни в чем не бывало. Они были веселы и счастливы тем, что ехали наконец к колодцу. «У бедуинов нет ни сердца, ни чувств», – писала она Натаниэлю, хотя знала, что это неправда. Гарун не был одним из них, и они видели много смертей. Позволь они себе переживать из-за гибели каждого человека, их запас чувств скоро бы истощился.
Маджид немного поплакал, когда они покидали каменную пирамидку, за что Мод была ему благодарна, хотя и подозревала, что он скорей боится за собственную судьбу, чем горюет о Гаруне. Мальчик еще похудел, и казалось, он исчезнет совсем, если станет еще тоньше. Они достигли колодца к концу дня, но вода в нем была грязной и неприятной на вкус. Верблюды отказывались ее пить. Воздух наполнился гнилым запахом, ревом возмущенных верблюдов и проклятиями их погонщиков. Скрепя сердце Мод взяла чашку и выпила ее до дна. Жидкость была ужасна на вкус, вызвала спазм в горле, но утолила жажду. Она еще раз наполнила чашку и снова выпила. С булькающим вздохом Малявка, самая маленькая верблюдица, последовала ее примеру. Затем один за другим остальные верблюды тоже перестали упрямиться и начали подходить, чтобы напиться. Халид, Фатих и другие смотрели в изумлении, а потом восторженно расхохотались.
