Тот кивнул и скорбно ответил:
– Их больше, чем песчинок в пустыне.
Переодеваясь после ланча, Мод вспомнила об отце. Подобно ему, султан желал видеть ее одетой, как подобает женщине, поэтому Мод надела длинное платье для чая
[137], сшитое из мягкого бежевого батиста, которое не слишком облегало талию и грудь, давным-давно отвыкшие от корсетов. Наряд она достала из сундука помятым, и с этим ничего нельзя было поделать, хотя влажность Салалы сослужила тут полезную службу: от нее складки почти разгладились. На плечи девушка набросила шаль, что, по ее мнению, делало наряд более скромным. «Увы, он слишком сильно пугает лошадей», – написала она как-то раз отцу, характеризуя странную особенность своего гардероба. Тот ей ответил: «Когда путешествуешь вдали от благ цивилизации, практичность куда важнее условностей». В последнее время он стал давать ей советы, которые она выслушивала еще ребенком, и, казалось, совершенно не подозревал, что повторяется. Это вызывало беспокойство, но сейчас Мод не могла сосредоточиваться на состоянии отца. Ничего, ждать оставалось недолго. Скоро она окружит его заботой, как только возвратится из нынешнего путешествия. Пока что она написала братьям и велела чаще навещать отца и заботиться о нем. Джон и Фрэнсис довольно рано остепенились и устроились в жизни вполне комфортно. Они считали, что сестра, наоборот, никак не хочет взрослеть, терпеть не могли ее укоров и старались не давать ей для этого повода. В назначенный час, дрожа от волнения, Мод явилась во дворец. Там было прохладно и просторно. Его охраняли тощие оманские солдаты и огромные мускулистые негры-рабы в одинаковых голубых рубахах. Во дворе музыкально журчал фонтан, из коридоров эхо доносило отзвуки негромкой арабской речи, а в саду раздавалось щебетание певчих птиц. Мод пожалела, что Натаниэля нет рядом. Она легко могла его себе представить – купающегося в море, спящего в тени. Солнце золотило тонкие волоски на его висках… Подобные мысли мешали сосредоточиться, и она их прогнала. Султан Фейсал бен-Турки был невысоким, хорошо сложенным мужчиной лет за сорок, с жестким взглядом карих глаз под прямыми бровями, с полной нижней губой и короткой бородкой. На его голове возвышался приличествующий сану тюрбан из красного, в цвет флага, шелка с золотыми полосками. В первую встречу монарх смотрел на нее отчужденно, почти холодно – она знала, что он согласился принять ее только из любопытства. Женщина, чужестранка, да еще необычной внешности. Ее известность в других уголках мира ничего для него не значила. Но постепенно, после нескольких бесед, она стала замечать, как его отношение к ней меняется и становится более теплым. Вот и теперь он, казалось, был почти готов улыбнуться ей, хотя и не сделал этого. Мод присела в реверансе, а затем опустилась на простой деревянный стул, который стоял прямо перед султаном, чуть ближе, чем это принято в Англии. Ей, конечно, пришлось глядеть на него снизу вверх, и она тщательно следила за собой, чтобы невзначай не скрестить ноги или руки. От султана исходил аромат розовой воды, ладана и кофе. Сперва они несколько минут обменивались традиционными вежливыми приветствиями, а затем Фейсал устремил на нее взгляд и некоторое время смотрел не моргая.
– Надеюсь, вы наслаждаетесь пребыванием в Салале? – спросил он.
– Именно так, ваше высочество. Хотя мне кажется, что вам следовало бы проявить строгость и призвать к порядку некоторых обитателей вашей страны. – Мод улыбнулась, наблюдая за возмущенным выражением, появившимся на лице Фейсала, а затем добавила: – Я имею в виду песчаных мух, ваше высочество. Они делают что хотят.
– Но мы все божьи твари, мисс Викери, – сказал он, тоже слегка улыбнувшись. – Я рад, что вам понравилась Салала. Вы можете продлить ваше пребывание здесь, если сочтете нужным.
– Спасибо, ваше высочество. Вы так великодушны. – Мод терялась в догадках, ожидает ли султан, что она проявит нетерпение и спросит его о путешествии, или последствия такой бестактности окажутся для нее катастрофическими.
Воцарилось долгое молчание, после которого султан улыбнулся снова, теперь уже более широко.
– Вы можете поехать в моей стране туда, куда посчитаете нужным, мисс Викери. Я опасаюсь за вашу безопасность в диких местах, но вы необычная женщина. Я знаю о вашей любви к моей стране. Поверьте, я отлично разбираюсь в таких вещах.
– Примите мои нижайшие и глубочайшие выражения благодарности, ваше высочество, – подобострастно произнесла Мод, хотя задыхалась от ликования.
– Хотел бы я знать… – проговорил Фейсал, слегка наклонившись вперед, и его глаза лукаво блеснули. – Хотел бы я знать, кого вы собираетесь обмануть, изображая подобное смирение?
– Я знаю, что никогда не могла бы надеяться обмануть вас, ваше высочество.
Мод настояла на личной встрече с бедуинами, которых предполагалось нанять в проводники. Они были из племени бейт-катир, менее воинственного, чем прочие, и девушка посмотрела в глаза каждому из них, оценивая его характер. Она снизила запрошенную плату до приемлемой суммы и отказалась платить вперед больше половины. Затем вступила с ними в препирательства о том, сколько верблюдов требуется купить и у кого, а в итоге взяла их с собой на пыльный базар в холмах за Салалой, чтобы они помогли выбрать подходящих животных. Сначала они относились к этой крошечной иностранке с ее безумным планом пересечь пустыню непочтительно, даже откровенно враждебно. Но Мод вскоре заметила, что эти сыны пустыни, хоть и неохотно, начинают признавать ее верховенство. Чем больше она с ними спорила, тем больше возрастал ее авторитет. А спорила она до хрипоты.
Особые надежды Мод возлагала на одного из нанятых ею проводников. Халид бен-Фатима был крепкого телосложения, и в его взгляде читался острый ум. Ему можно было дать от тридцати до шестидесяти, он был приметлив и внимательно слушал. Халид говорил с ней сдержанно-вежливым тоном, по которому было трудно судить о его истинном отношении к хозяйке, что Мод считала более чем разумным. Он указывал, какие верблюды привычны к пустыне, а какие к холмам, какие начнут хромать, преодолев обширные каменистые пространства, составляющие бóльшую часть Руб-эль-Хали, а какие будут вязнуть в дюнах и откажутся идти дальше. В итоге их караван целиком состоял из верблюдиц, которые, кроме одной, казались послушными и понятливыми, хотя Мод знала по опыту, что даже самый покладистый верблюд может иногда взбрыкнуть. Она видела, как недалеко от древнего набатейского города Петра
[138] один верблюд отправил на тот свет издевавшегося над ним владельца метким ударом передней ноги. Мод постаралась подружиться со своей новой, злонравной верблюдицей – самой маленькой из всех, – скормив ей несколько фиников. «Я знаю, каково быть невысокой и сердитой на весь мир, – сказала она животному. – Давай я буду называть тебя Малявкой, как некогда дразнили меня, и, если ты меня укусишь, я сдеру с тебя шкуру, чтобы сделать из нее сандалии и бурдюки». Малявка ткнулась в плечо хозяйке мохнатой мордой, так что Мод пришлось сделать шаг назад, издала гортанный рев, а затем посмотрела на нее сверху вниз сквозь длинные ресницы. Девушка готова была поклясться, что увидела в ее глазах веселые искорки. «Мы отправляемся в путь завтра», – написала Мод в другом письме к Натаниэлю, отослать которое предстояло лишь после окончания путешествия. Если, разумеется, им было суждено благополучно добраться до своей цели. Халид и Гарун, похоже, ладили довольно сносно, другие бедуины повиновались Халиду – настолько, насколько вообще привыкли повиноваться, и Мод порой с удовлетворением думала, что не могла бы составить свой отряд лучше, даже если бы очень постаралась. В него также входили три молодых босых бедуина, в поношенных рубахах, со спутанными черными волосами, с тонкими усиками, которых Мод сначала не могла отличить друг от друга. У всех были винтовки, патронташи и ханджары, а свои куфии они завязывали узлом на голове
[139]. Один из них владел сломанными швейцарскими наручными часами, которыми страшно гордился. Мод предпочитала не думать о том, каким образом они ему достались. Она сразу запомнила их имена – Фатих, Убайд и Камал, – но не всегда была уверена, правильно ли называет того, к кому обращается. С ними также был пожилой человек, который утверждал, что множество раз пересекал пустыню во всех возможных направлениях. Его звали Саид. Волосы и усы у него были седыми, а кожа морщинистой. Молодежь весело подтрунивала над ним, что удивляло Мод. Видимо, старшие в их обществе пользовались уважением не в силу одного только возраста. Главным объектом насмешек, однако, служил костлявый парнишка по имени Маджид, нанятый в Салале Гаруном в качестве мальчика на побегушках. Тот говорил мало, у него были испуганные, словно у лани, глаза, и он выглядел лет на тринадцать, не больше. Сначала они ехали прямо на север, держась к востоку от побережья, через огромные каменистые пространства, усеянные шаровидными жеодами
[140] и удивительными скальными образованиями, похожими на застывшие цветы. Верблюды ощипывали молодые побеги на низкорослых колючих деревцах, мимо которых проходили. Воздух струился, словно живой. Время от времени им случалось вспугнуть зазевавшуюся газель. Бедуины стреляли в нее, смеясь и сыпля беззлобными проклятиями, когда та убегала целая и невредимая. Так уж у них водилось. Они везли с собой запасы муки, соли, воды, фиников, кофе, сахара, лука и вяленой козлятины. Когда на четвертый день им все-таки удалось подстрелить газель, свежее мясо стало приятной добавкой к рациону, и Мод поняла, что присыпанные песком лепешки и финики успеют ей надоесть гораздо раньше, чем закончится путешествие. Гарун взял с собой также сладкое печенье, черный чай, грильяж с кокосовыми орехами и рахат-лукум, которые хранил в железном ящике и выдавал одной Мод. Ключ от ящика он держал при себе, не спуская с него глаз, словно завзятый кастелян.
