Салима тоже скрывала тьма. Сперва Джоан не узнала его. Фигура, рост и осанка показались ей чужими, потому что она привыкла видеть его в кандалах, скорчившимся на полу камеры. Но это длилось не больше секунды. Потом что-то глубоко знакомое проступило в его чертах и в том, как он двигался. Неужели ей есть чего бояться? Джоан заставила себя вспомнить о застреленном охраннике и о том, что Салим заслужил свою репутацию, убив много людей в войне против султана. В слабом свете луны она увидела пистолет, заткнутый за пояс, а рядом висел простой ханджар. Винтовка за спиной, патронташи на груди. На Салиме было одеяние горца, от него исходил запах ладана и табака. Он улыбнулся, и во мраке блеснула полоска белых зубов.
– Вы ждете меня в темноте, как преступница, – произнес он тихо. – Я не знал, придете ли вы, узнав, кто я. Теперь вы сами видите, что сделали, посодействовав моему побегу.
– И что же такого я сделала? – спросила Джоан с тревогой в голосе.
– Завели друга среди врагов вашей страны, среди врагов вашего брата, – просто сказал он.
– Вы продолжите воевать?
– Конечно. От моей свободы было бы мало проку, если бы я не стал этого делать.
– Вы могли бы уехать куда-нибудь и начать мирную жизнь. Наконец, можно отправиться в пустыню.
– И чем я стану там заниматься? Тогда мне придется забыть, кто я. Именно это произошло с Мод. Вы хотите, чтобы меня ждала ее участь?
– Это не так уж плохо – не знать себя, – тихо проговорила Джоан, и Салим снова усмехнулся.
– Повернитесь. – Он обошел ее и встал спиной к луне. – Я хочу видеть ваше лицо. – Джоан повиновалась. Лицо Салима было невидимым, так как свет падал из-за его плеча. Луна слепила глаза девушки, и силуэт собеседника оставался темным, почти сливаясь с окружающей чернотой. Салим изучал Джоан долго. Время растягивалось, словно обволакивая их, и Джоан была совершенно невозмутима. Ей казалось, что все происходит с кем-то другим. Наконец Салим поднял руку и кончиками пальцев коснулся темных завитков у ее виска. – Я представлял себе волосы более светлыми, – пробормотал он, проводя большим пальцем вдоль ее подбородка. Его прикосновение показалось бесконечным, и в какое-то мгновение Джоан подумала, что он собирается ее поцеловать. Это было и пугающим, и заманчивым. Но Салим опустил руку и отступил. – Вы так молоды. Но я не чувствую в вас страха. Я вижу женщину, которой не слишком уютно в той жизни, что дана ей от рождения.
– Но я была напугана, – возразила Джоан. – И сейчас напугана.
– Нет, – покачал головой Салим. – Вам просто вложили в голову мысль о страхе. Приучили думать, что вы должны быть напуганы.
– Я не знаю, что стану делать дальше.
– И я тоже. Но что-то делать мы все равно будем.
– А что вы хотите делать?
– Это я знаю, но не скажу. Так безопасней. Но у меня есть предложение. – Он шагнул в сторону, так что лунный свет стал падать на них сбоку, и Джоан наконец увидела его лицо. Перед ней предстал человек, разительно отличающийся от того, с которым она познакомилась в Джалали. Он был бойцом, командиром, ведущим за собой людей. Наверное, Салим должен был подавлять ее своей мужественностью, но вместо этого он, казалось, делился с ней уверенностью, точно так же, как некогда это делал отец. – Я перед вами в огромном долгу, Джоан. Я обязан вам свободой. Вы пришли ко мне с мужеством и милосердием – не важно, сознавая, что делаете, или нет, – тогда, когда я был близок к отчаянию, и принесли мне надежду. Вы не хотите возвращаться в Англию, но и не можете оставаться в Маскате. Мне предстоит скрываться еще дня два или три. Надо подождать, пока люди султана не подожмут хвост и не станут искать меня с меньшим рвением. Тогда я отправлюсь в горы Джебель-Ахдара. Поэтому предлагаю то, чего, насколько мне известно, вам очень хочется. Я могу взять вас с собой в горы.
Джоан долгое время молчала. Она сосредоточилась на своем мерном дыхании, а сердцебиение стало медленным и громким, словно тяжелая поступь чьих-то ног. Она чувствовала себя слишком легкой, отрывающейся от земли. Похожее ощущение бывало у нее и раньше, она словно готовилась к полету, а может, и к падению. Салим терпеливо ждал.
– Я не знаю, на что решиться, – выдавила из себя наконец Джоан.
Она вспомнила о вялой, потерянной матери, одиноко ждущей дома в стеганой ночной кофте
[129]. Вспомнила множество тем, которые они с Рори еще не успели обсудить. Вспомнила Даниэля, сражающегося в горах, и Чарли Эллиота. Затем она подумала о Джебель-Ахдаре. Об огромных древних вершинах, словно наблюдавших за ней во время всего пребывания в Маскате, ждущих ее. Что-то внутри щелкнуло и встало на место. Это было исполнение ее плана. Может, слишком поспешное, чересчур быстрое, пугающее, но это был ее план.
– Я не знаю, – повторила она снова, хотя это была неправда.
Какая-то ее часть понимала, что отправиться в горы с Салимом – все равно что сбежать, но она сразу же захотела туда уйти не оглядываясь, несмотря на сопутствующее такому выбору чувство вины.
– Вы должны решить, – проговорил Салим мягко. – Я не смогу вернуться, если вы передумаете, когда меня здесь уже не будет, и вы не сумеете найти меня после того, как я уйду.
– Знаю, – сказала она, полностью веря его словам.
– Итак, вы решили, чего хотите?
– Думаю, да.
– И у вас хватит на это мужества? – Вопрос остался без ответа. Салим посмотрел на луну, уже клонящуюся к горизонту. – Даю вам два дня, – сказал он. – Послезавтра я снова приду сюда в то же время. Потом я уйду. Если хотите, чтобы я взял вас с собой, будьте здесь.
Он замолчал и стал ждать какого-нибудь знака, подтверждающего, что Джоан его услышала. Когда она кивнула, Салим повернулся и, не сказав больше ни слова, скрылся, оставив ее с чувством, будто земля уходит из-под ног, как это случается с людьми, ступившими на берег после долгой морской качки.
Джоан провела остаток ночи у Мод – на первом этаже, вместе с Абдуллой, который, впустив ее, прижал палец к губам, а потом провел в дальнюю комнату, где уступил свою кровать. Прежде чем оставить девушку одну, старик принес ей кувшин с водой и чашку, а также матерчатый сверток. Она развернула его и при свете свечи увидела черную абайю и никаб.
– Если пойдете с ним, переоденьтесь, – посоветовал Абдулла. – Госпожа не знает об этом плане.
Джоан, кивнув, поблагодарила, после чего провела бессонную ночь, не смыкая глаз. Мысли снова и снова возвращались к горам. Теперь, когда они оказались почти в пределах досягаемости, Джоан влекло к ним еще сильнее. Ее словно тянула туда какая-то неведомая сила. Еще ей пришло на ум, что она не спросила у Салима, сможет ли когда-нибудь вернуться, если пойдет с ним. И не узнала, куда именно они направятся и чем станут там заниматься. А потом она засомневалась, имеет ли это какое-нибудь значение.
