Мод вскочила на ноги. Он не протянул ей руку, чтобы помочь встать. Даже в таких малозаметных, тонких деталях он относился к ней как к равной. И то, что он позвал ее к чаю, позволило ей с легкостью пойти с ним. Она как ни в чем не бывало поздоровалась с братьями и не обратила внимания, что они набросились на угощение, не подождав ее.
Маскат и Матрах, 1958 год, ноябрь
После краткого обсуждения они поехали на военную базу в Матрахе по дороге, которая шла вокруг мыса, к западу от Маската, вместо того чтобы воспользоваться одной из лодок, хозяева которых зазывали пассажиров по всей набережной. Мэриан отвергла этот вариант, заявив о намерении ехать на машине в любом случае, что бы ни выбрали остальные. В сиянии позднего утра черты ее лица казались такими же резкими, как граница между светом и тенью. Заколки безжалостно пронизывали прическу, а голову Мэриан охватывала лента, словно для того, чтобы ни одна прядка ненароком не выбилась на свободу. Ее улыбка выглядела напряженной.
– Я не в настроении искать подъем от моря к казармам, когда мы доплывем до Матраха, – заявила она. – Боюсь, времена моих путешествий на верблюдах закончились.
– А я бы не возражала проехаться на верблюде! – воскликнула Джоан.
– Ерунда. Полковник пришлет нам «лендровер». Можешь не сомневаться, – заметил Роберт. – Тебе вовсе не обязательно ехать, если не хочешь, дорогая.
– Ну… – произнесла Мэриан, поправляя белую перчатку. – Это внесет хоть какое-то разнообразие. И мне будет приятно повидать Даниэля.
Она проговорила это не очень уверенным голосом, но Джоан так сильно ждала встречи с братом, что не обратила на это внимания. Машина, за рулем которой сидел худенький молодой оманец с колючим взглядом и нездоровым цветом лица, подъехала к ступеням представительства, и они все четверо залезли внутрь.
– Мы можем устроить морскую прогулку в другой раз, – пообещал Роберт. – На дау
[52], если захочешь. Поплаваем вдоль побережья. Иногда к борту подплывают изумительные гигантские скаты и смотрят на тебя во все глаза.
– О, звучит прекрасно, – отозвалась Джоан. – Но Рори ужасно укачивает, правда?
– Увы и ах, – подтвердил тот.
На его верхней губе блестели бусинки пота, и Джоан хотелось, чтобы он их вытер. Словно заразившись его унынием, она провела рукой по своему лицу. Рори сидел ссутулив плечи и локтем опирался на дверь машины.
– С тобой все в порядке? – тихо спросила его Джоан, когда автомобиль тронулся с места. – Ты выглядишь немного… странно.
– Это все жара, – улыбнулся он. – Похоже, я никак не могу к ней привыкнуть.
– Ну, если только это, – неуверенно отозвалась Джоан и, пользуясь тем, что в автомобиле они могли не опасаться посторонних взглядов, взяла Рори за руку. – Не стесняйся говорить, если тебе плохо. Не надо ни ложной гордости, ни стремления во что бы то ни стало сохранять лицо. Или о чем там еще все время думают мужчины?
– Не сомневайся, Джоан, – пренебрежительно произнес Рори. – Я не настолько горд, чтобы не признавать своей слабости.
– Ты не слаб. Ты просто… потеешь. – Она засмеялась, а Рори вынул платок, чтобы промокнуть лицо.
Он выглядел озабоченным, и у нее появилось чувство, будто ее жених чего-то недоговаривает.
– Готова к встрече с братом? – спросил Роберт с усмешкой и посмотрел на Джоан.
Та сделала глубокий вдох и решительно кивнула.
Они осторожно ехали по лабиринту улочек небольшого города мимо домов с плоскими крышами и мечетей. Минаретов и куполов не было видно. Архитектурные излишества сводились к зубцам на некоторых крышах да видневшимся здесь и там изящным окнам, носящим название шанашилы
[53], со ставнями и решетками. Потом автомобиль выехал из Маската через главные ворота. Выкрашенные белой краской, они, верно, были некогда ослепительны, но постепенно под воздействием жары и ветра заметно потускнели. Охранники держались в тени во внутренней караулке, а их винтовки были поставлены в аккуратный ряд вдоль стены. Вскоре за городскими постройками показались голые холмы. Джоан вытянула шею, чтобы посмотреть на жилище Мод Викери, но не смогла его разглядеть. Выстиранное белье было разложено для просушки прямо на скалах позади домов, и это выглядело так, словно люди просто прилегли на склоны, затем исчезли, а одежда осталась. Взгляд Джоан так и метался из стороны в сторону. Хотелось все увидеть, все запомнить. Особенно часто она смотрела вверх, на горы. Они совсем не походили на складчатые Альпы или другие европейские горы, фотографии которых она видела прежде. Здешние казались куда более замысловатыми, остроконечными и враждебными, а глубокие ложбины между склонами заполняли осыпи и огромные камни. Эти голые горы не были особенно высокими и величественными, но сам их вид производил на Джоан гнетущее впечатление. Они внушали страх. Возможно, причиной тому была внезапность, с которой их пики выросли над плоской прибрежной равниной. Вершины, казалось, сердито смотрели прямо на нее. И там воевал Даниэль – находил среди них дорогу, побеждал врагов.
Джебель-Ахдар
[54] будет крепким орешком, – написал он ей в своем последнем письме, – они называют это место Зеленая Гора. Оно имеет плоское центральное плато около шести тысяч футов высотой, окруженное огромными остроконечными пиками, некоторые высотой до десяти тысяч футов, мимо которых можно пройти лишь через несколько узких ущелий. Представь себе кирпич, упавший на кусок ткани и пробивший его, – лоскуты разорванной ткани остались, окружив кирпич. Когда мы сможем пробраться вверх по ущелью между лоскутьями, которые являются идеальным местом для спрятавшихся вражеских снайперов, то окажемся у подножия чудовищного неприступного утеса высотой в милю. Бойцы имама смеются, глядя на нас с этого кирпича.
Джоан вдруг вспомнила о том, как ее брат взбирался по стене старого каменного карьера в Дербишире
[55], куда они приезжали с бабушкой и дедушкой на Пасху. Влажный лоб мальчика был хмурым от напряжения, рот слегка приоткрыт, глаза смотрели только на следующий выступ скалы, за который следовало ухватиться. Пора, когда верховодила Джоан и когда он послушался бы, вели она ему спуститься, уже миновала. К тому лету ему исполнилось десять с половиной, а ей было двенадцать, и она по-прежнему была выше его. Но уже задолго до этого он стал смелым и своевольным. Сестра молча наблюдала, как мышцы на его тонких руках то растягиваются, то набухают отчетливыми бугорками, а струйка крови с разодранного колена стекает на сбившийся носок. Единственными звуками были стук падавших из-под ног камешков да тихий шорох, раздававшийся, когда ботинки брата терлись о скалу. Джоан не смела сказать ни слова, чтобы не отвлечь Даниэля и не стать виновницей его падения. А когда он, маленький и далекий, приблизился к верхнему краю карьера, кажущемуся невероятно высоким, ей пришлось закрыть глаза и притвориться, будто она находится где-то в другом месте. Грозящая ему опасность отзывалась громом у нее в ушах, и сердце замирало, как будто несчастье уже произошло. Даниэль не понимал ее страхов и, когда она попыталась взять его за руку, вырвал свою ладошку из ее цепких пальцев. «Я знал, что сумею это сделать, – сказал он. – И сделал. Если б не знал, что смогу, не стал бы и пытаться».
