– И ты готова выйти за такого человека? – с мрачным видом спросил Халид. Мод не осмелилась ему сказать, что согласна на это, и чем больше думала, тем ясней понимала, что Халид прав. Она хотела вернуть того Натаниэля, которого знала прежде. Да и самой ей хотелось стать такой, какая она была раньше. А такие, как теперь, они были ей не нужны. Ни он, ни она сама. Мод покачала головой. – Тогда почему бы тебе не взять другого мужа? Что до меня, я почел бы за честь стать им, – сказал Халид.
Его доброта и достоинство, с которыми было сделано это предложение, вызвали с ее стороны новый поток слез.
– И ты бы взял в жены безбожницу? – спросила она, понимая, что в ней совсем не осталось веры в Бога.
Ее вера вся выгорела в пустыне, она даже не заметила где и когда. Возможно, ее вытеснило темное чувство, которое заползло в нее, когда Натаниэль сбежал.
– От тебя потребуется лишь дать клятву, что ты веришь в Бога и готова жить как добрая мусульманка… – проговорил Халид и осекся.
Она увидела, как будет принят ее отказ: без радости, но со смирением.
– Это было бы ложью, – тихо сказала она. – Ты заслуживаешь лучшего.
Они перебрались в Низву. Мод отрекомендовалась представителю султана в этом городе, по-местному «вали», и ее пригласили на торжественный обед с местными шейхами. Горы риса, увенчанные жирной козлятиной, а затем штабеля политых медом сластей. Последние заставили ее вспомнить о Гаруне, с его полным разных вкусностей ящиком, который он охранял словно зеницу ока после выхода из Салалы. Казалось, с тех пор прошла вечность. Похоже, печаль гостьи, ее серьезность и манеры произвели хорошее впечатление на вали. Во всяком случае, он дал ей разрешение остаться. Халиду и Фатиху не терпелось отправиться на юг, в родной край, к своим семьям. Мод чувствовала растущее нетерпение Фатиха. Юноше хотелось поскорей пуститься в обратный путь, прежде чем летний зной сделает это невозможным, но Халид не желал оставлять свою подопечную на произвол судьбы.
– Шахин, что ты собираешься делать? – спрашивал он ежедневно, проявляя при этом большое терпение и давая понять, что он станет ждать, пока она не примет решения, сколько бы времени ни потребовалось.
– Отправляйтесь домой, – отвечала она ему каждый раз. – Ты мне ничего не должен. Ты был самым лучшим и самым верным спутником, о каком я только могла мечтать.
– Настоящие товарищи ничего друг другу не должны, это правда, – сказал он. – Но я не могу уйти, пока не узнаю, какую судьбу ты избрала.
Она заплатила ему за то, что он остался с ней после перехода через пустыню и тратил на нее свое время. Халид нехотя взял монеты, чтобы оплатить жилье, купить одежду и провизию. В конце концов она поняла, что он говорит правду, – ее нерешительность могла задержать их в Низве до бесконечности.
Они остановились в домике, затерявшемся в лабиринте улиц вокруг рынка, где вонь от крови, сажи, пота и гнилых фруктов была почти невыносимой. Низва ассоциировалась с мухами, мусором и одичавшими собаками, готовыми со злобным рычанием наброситься на прохожего. А еще – с воплями муэдзинов окрестных мечетей и паническим блеянием коз, которых подвешивали перед тем, как перерезать им горло. Мод страстно жаждала чистой безжизненной тишины пустыни, той тишины, какой она была для нее раньше. Мод мечтала отмотать время назад, но начала понимать, что и пустыня, и мир в душе, который она там обретала, потеряны для нее безвозвратно. Снова и снова ее взгляд устремлялся к горам. Суровым, огромным, диким. Далеким. Ей хотелось стать далекой. А еще ей хотелось найти там покой и тишину. Она представляла себе прохладу горного воздуха, не загрязненного человеком. Халид нахмурился, когда она объявила о своем решении.
– Я ничего не знаю ни о горах, ни о людях, которые там живут, – сказал он беспокойно.
– И я тоже, – ответила Мод. – Но хочу с ними познакомиться. Я слышала, там, в горах, есть окруженные садами деревни, где полно цветов и фруктов. Похоже, там стоит поселиться. А вы с Фатихом должны возвратиться домой. Я настаиваю.
– Почему бы тебе не сделать то же самое? Отчего ты не хочешь вернуться домой, Шахин?
– У меня больше нет дома, – проговорила Мод, проводя руками по округлившемуся животу, что в последнее время стало для нее привычным неосознанным жестом. – Мне нужно найти новый.
– Но в горах тебя могут не принять. Ты не должна отправляться туда в одиночку, – упрямо возразил Халид.
– Я найму проводника, – заверила она его. – И поеду, переодевшись юношей. Все будет в порядке, Халид. Пожалуйста, возвращайся домой.
Фатих пожал ей руку, пожелал доброго пути, не скрывая радости оттого, что теперь предоставлен самому себе. Она подарила ему новую рубаху, патронташ и кожаную с тиснением сумку, которые он принял с удовольствием, но без лишних изъявлений благодарности. Халид вел себя иначе, был тих и отдалился от нее, словно они уже расстались. Он сжал ее руку, что мог сделать на людях, раз она была одета как юноша, и долго не выпускал из своей. Его глаза вглядывались в ее лицо, словно в поисках чего-то, что он потерял. Или вот-вот потеряет.
– Надеюсь, ты найдешь меня после рождения ребенка, – сказал он, хотя они оба знали, что больше никогда не увидятся.
– Может быть, когда-нибудь. Я бы хотела вернуться в пустыню. В один прекрасный день… – сказала Мод, и ей пришлось замолчать, ибо она боялась потерять хладнокровие.
– Если будет угодно Всевышнему, – тихо отозвался Халид.
Мод повернулась и поспешила прочь, прежде чем они успели сесть на верблюдов: она не хотела видеть, как ее спутники уезжают.
В низких холмах предгорий Джебель-Ахдара Мод и ее проводник наткнулись на пещеру, полную мужчин. В нее вел широкий пологий вход, а внутри гуляло звонкое эхо голосов и шаркающих шагов. Деньги переходили из рук в руки, в воздухе стоял спертый запах множества немытых тел. Царящая здесь атмосфера напоминала восточный базар, но в ней витало что-то зловещее. Глухое равнодушие и всепроникающая жестокость. Косые взгляды – жадные, злые. «Невольничий рынок, – шепнул ей проводник. – Женщинам вход запрещен». Мод не нравился ее проводник, который был слишком заносчив для человека столь ограниченного ума. Она проигнорировала его слова и отправилась посмотреть поближе.
Она прошла мимо рабов, которые стояли с гордым и решительным видом со скрещенными руками и с выражением презрения на лицах. Она видела и других, которые раскачивались из стороны в сторону, словно одурманенные каким-то наркотиком, на их лицах были шрамы, и они хромали. Ее внимание привлек смех. Потешались над высоким, худым человеком, который прыгал на одной ноге, стремясь сохранить равновесие. Мод прислушалась и выяснила, что несчастный родился рабом, но сбежал, за что владелец обрек его на унижение на невольничьем рынке. Его высекли, и он был вынужден скакать на левой ноге: на правой у него были глубокие гноящиеся раны и бедняга не мог на нее ступить.
– Ну, видишь, дурак? Теперь понял, что тебе стоило быть более благодарным? – Продавец был молод и красив, но лицо его искажала злоба. – Никто не купит хромого раба. Ты умрешь в этой пещере как собака, потому что я тебя отсюда не заберу.
