– Ах, Мод… – сказал Натаниэль, обхватив колени руками и положив на них подбородок, как это делал мальчиком. Эта поза вызвала у Мод приступ жгучей любви. – Возможно, ты знала, что я рядом. Ты удивительна во многих отношениях. Почему не в этом тоже?
Мод ничего не ответила и лишь стыдливо поглядела в сторону. Ей подумалось, что, возможно, ее вела любовь, но она не посмела произнести это вслух.
Они пробыли в оазисе два дня и три ночи. Верблюды воспрянули после обильной еды, питья и хорошего отдыха. Пришла еще одна бедуинская семья с небольшим стадом коз. Они согласились продать одну, и Убайд зажарил ее над огнем на вертеле. Запах готовящегося мяса заворожил Мод и Натаниэля. Они принялись беседовать о доме, о семье. Натаниэль говорил о Фэй и о детях, не родившихся во время их короткого брака, потому что жене никак не удавалось их выносить. Его глаза наполнились слезами, когда он о них рассказывал, но он был спокоен. Печален, конечно, однако горе уже ушло. Мод заметила это, но старалась не надеяться. Это было непросто: они еще были молоды, а теперь и оба свободны. Она напоминала себе о не располагающих к любви обстоятельствах, о своей неказистой внешности и решительно подавляла подобные мысли. Саид нарезал козлятину на куски, и каждый брал по очереди – самый маленький кусок из оставшихся, как велел обычай. Ели они молча. Жир стекал по их подбородкам, а огонь обдавал лица жаром. Потом Мод и Натаниэль пошли прогуляться. Дойдя до самой кромки воды, они сели, прислонившись спинами к жесткому стволу финиковой пальмы.
– А ты когда-нибудь испытывала желание схватить без очереди самый большой кусок, просто чтобы посмотреть, что скажут остальные? – спросил Натаниэль, улыбаясь.
– Да. Каждый раз, – ответила Мод, и они рассмеялись.
Ночь была совершенно черной, и звезды мерцали на поверхности пруда. На фоне их отражений в воде Мод едва могла разглядеть профиль Натаниэля, сидящего рядом. От него пахло насыщенной минералами зеленоватой водой, в которой они мылись. При высыхании она делала волосы жесткими. Мод завязала свои в пучок на затылке, а у Натаниэля они торчали во все стороны непокорными вихрами. Все еще смеясь, Мод попыталась их пригладить.
– Ты выглядишь, словно йеху
[153], приятель, – поддразнила она.
– А ты, Мод, выглядишь так, словно родилась в этой пустыне, – ответил Натаниэль, и она услышала в его словах одобрение. Она перестала поглаживать его волосы, и ее рука скользнула вниз, на мгновение задержавшись на его щеке. Их молчание вдруг стало многозначительным, глубоким и незнакомым. Она в смущении опустила руку. Они не разговаривали, и Мод не могла угадать его мыслей. Девушка надеялась, что ласка, невольно выдавшая ее чувства, останется незамеченной или не будет иметь последствий. – Возможно, здесь действительно твой дом, – сказал он наконец. – Настоящий дом, я имею в виду. Не могу представить тебя вернувшейся в мир званых обедов и чопорных гостиных.
– Полагаю, в какой-то момент мне придется это сделать. Хотя бы для того, чтобы встретиться с отцом. Но ты прав: жизнь в Англии не интересует меня совершенно.
– Ты всегда так говорила, Мод, и твои слова не разошлись с делом. Это удел избранных. В основном жизнь людей формируют внешние обстоятельства, а ты свою жизнь создала сама.
– Не я одна. Ты ведь тоже мог остаться в Англии и заниматься какой-нибудь скучной работой, как Джон и Фрэнк. Но ты хотел стать исследователем и стал им. Хотел жениться и женился…
Она замолчала, жалея, что завела об этом речь.
– Да. А ты всегда говорила, что не выйдешь замуж, не позволишь семье поработить себя, и сдержала слово. Ты замечательная, Мод. Ты так упорна и так уверена в своих силах.
Мод почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Она не могла поверить, что действительно скажет заветные слова, и в глубине души надеялась, что они застрянут в горле. Но темнота, безлюдье пустыни и далекие звезды шептали ей, что наступила последняя, самая последняя возможность их произнести.
– Был лишь один человек, за которого я могла выйти замуж, – тихо проговорила она, переставая дышать.
Натаниэль поискал в темноте руку Мод и стиснул, когда нашел.
– Знаю. И мне хочется знать, не изменились ли твои чувства. Ты все еще любишь меня, ведь любишь же, Мод?
– Я буду любить тебя всю жизнь, – только и сумела пробормотать она.
– Мне кажется, никто на свете не любит меня так, как ты.
– Это правда.
– Тогда почему бы нам не пожениться? Кто еще из вступающих в брак знает друг друга лучше, чем мы? Лично я уверен, что не найду в целом свете женщины храбрее, умнее и честнее тебя, Мод. – Он сжал ее руку крепко, до боли, и это обрадовало ее. – Я обязан тебе жизнью, так неужели я не должен отдать ее тебе? Мою жизнь, я имею в виду. – Он повернулся к ней, но их лица были скрыты во тьме. Мод хотела что-нибудь сказать, но не могла вымолвить ни слова. Девушка вспомнила, как грезил о спасении Натаниэль, прежде чем ему пришли на выручку, и подумала, не находится ли она тоже во власти галлюцинаций.
– Ну что скажешь, Мод? Нельзя заставлять человека ждать так долго. Ты выйдешь за меня замуж?
Он прижал ее руку к своим губам и крепко поцеловал.
– Конечно выйду.
Удивление охватило Мод, заставив голос дрожать.
Она встала на колени и потянулась к Натаниэлю, ища его губы, чтобы поцеловать. Их изнуренные долгим путешествием тела крепко прижались друг к другу. Натаниэль обнял Мод за талию, обхватив ее своими длинными руками.
– Ты словно крошечная пичужка, Мод, – прошептал он удивленно. – Как может столь хрупкое тело быть таким сильным?
Он поцеловал ее с внезапной настойчивостью и уложил на землю. Мод полностью ему подчинилась, покоренная прикосновениями Натаниэля и вкусом его губ. Потом их тела сплелись, и она ощутила тепло его кожи. Ей не верилось, что все происходит наяву. Когда они занялись любовью, она решила, что если это и сон, то невероятно прекрасный, и ей не хотелось пробуждаться. Ее ничуть не волновали правила приличия, требовавшие ждать до свадьбы. Она принадлежала ему столько лет, что их союз, казалось, давно стал законным – совершенно законным. Она провела кончиком языка по его сломанному переднему зубу, ощутила укол и почувствовала вкус крови. Его усы топорщились, кололи ее потрескавшиеся губы и казались горячими. Потом, навалившись на нее, он раздвинул ей ноги, и она ощутила острую боль, но приветствовала каждое новое ощущение.
Мод проснулась на рассвете, на краю пруда, завернутая в одеяло. Натаниэля нигде не было поблизости. Она села, морщась от боли в затекшей спине. В первые несколько мгновений все было как всегда, но потом она вспомнила. Душу наполнили страх и робкая радость. Она осмотрелась с холодеющим сердцем, и ее охватила тревога, что ей все приснилось, несмотря на припухшие губы и запах Натаниэля, оставшийся на коже. Потом она увидела его, возвращающегося из одного из бедуинских лагерей. Он улыбнулся, увидев, что она проснулась, и опустился рядом на колени.
