– Она без сознания, состояние тяжелое. Врачи пока никаких гарантий не дают. Может, очнется… Я вас потом еще к себе вызову, более детально побеседуем. Всего доброго. Жаль, конечно, Анатолий Георгиевич, что вы вчера свою коллегу в столь нестабильном состоянии бросили.
Следователь ушел.
– Анатолий Георгиевич, вы ни в чем не виноваты! – взвилась завотделением, обернулась к главврачу: – Боже мой, получается, Алиса действительно находилась в жестокой депрессии, а мы… Да, это мы, мы все виноваты, что вовремя не спохватились, не помогли ей!
Она кудахтала, Анатолий сидел с разбитым видом.
Потом попросил себе небольшой отпуск за свой счет. Главврач сразу согласился: «Да я вам сам хотел предложить, Анатолий Георгиевич…»
Анатолий покинул поликлинику, весь персонал которой был взбудоражен последними новостями.
«Так Алиса жива… Но откуда на набережной взялся ее муж? Она успела ему позвонить? Отправила эсэмэску в последний момент? Вряд ли, она у меня на глазах все это время была! А что, если Алиса очнется и на меня укажет? Нет, надо срочно уезжать, пока еще есть возможность. Срочно!»
Мысли об Алисе вызывали у Анатолия раздражение. Эта женщина живучая, словно кошка. Пожалуй, от нее надо уехать подальше. Спрятаться на другой половине земного шара. Может, хоть там станет спокойнее…
* * *
Прошло несколько дней с тех пор, как Алиса впала в кому. Роман вызвал в Москву Максима. А как иначе, не скрывать же от юноши состояние его матери… Может быть, это единственный шанс сына увидеть ее живой.
Все эти дни Роман с Максимом дежурили в больнице – то по очереди, то вместе.
Максим выглядел подавленным, испуганным. Мальчишка ведь, по сути… Они сдружились еще в Питере, когда Роман отправился помогать семье Игоря, и тогда же перешли на «ты», а теперь и вовсе вели себя друг с другом запросто, как близкие люди.
И врачи, и медсестры принимали Романа и Максима за отца и сына. Мать в коме, а муж с сыном рядом, само собой. Так и говорили, обращаясь с какими-либо замечаниями и просьбами: «Максим, найди отца, скажи ему, что состояние мамы стабилизировалось, будем снимать ее с ИВЛ…» «Роман, да, ваша супруга уже сама дышит, но постарайтесь донести до сына, что ее состояние все еще стабильно тяжелое…»
Но ни Роман, ни Максим ни разу не исправили их, не внесли уточнения, что они вовсе не кровные родственники, а пасынок и отчим. Смысл поправлять окружающих? Какая разница… Все меркнет, все теряется – слова, названия, избыточные определения – перед общей для семьи бедой.
В один из этих долгих, тягостных дней Алисиного забытья Роман и Максим сидели рядом в больничном буфете, тихонько переговариваясь между собой:
– …Ты понимаешь, мне этот Карташов сразу каким-то гнилым типом показался. Ну какое его дело, кто из знакомых замуж выходит!
– Дядя Толик, он такой… – мрачно согласился Максим. – Высокомерный. Со мной никогда не здоровался. Я для него и не человек был.
– Я который раз прошу следователя: заключите его под стражу, а тот – нет оснований, нет оснований. Но ничего, я теперь адрес Карташова узнал, сам найду. Мне надо с ним поговорить, он явно темнит…
– Я с тобой, – быстро, не задумываясь, произнес Максим. – Я тоже с ним хочу поговорить.
– Макс, твоя мать меня убьет, если узнает, что я тебя в это дело втянул.
– Откуда же она узнает! – вдруг с отчаянием, даже с досадливым недоумением пробормотал Максим, отодвинул от себя стакан с недопитым кофе. Юноша покраснел, глаза у него заблестели. На миг Роман даже забыл о себе – так ему стало жалко пасынка. Но Максим сумел справиться с собой, продолжил: – Я дядю Толика никогда не понимал. Меня, знаешь, в детстве иногда спрашивали, всякие дяди-тети, соседи и прочие: «Ну а что твоя мама замуж не собирается? Вон Анатолий Георгиевич за ней вроде ухаживает». А как ухаживает, он с ней все время как старший с младшей общался, это правда. Так… так любящие люди себя не ведут.
– Мальчики… вот вы где! – В буфет заглянула Вика, полная добродушная медсестра. – Бегом! Она пришла в себя… Ваша мама. Вот только что. Я же говорила, все хорошо будет, все хорошо…
Роман с Максимом, забыв обо всем, даже не убрав со стола, бросились вслед за Викой.
Но сразу к Алисе их не пустили – ее осматривал лечащий врач. Потянулись минуты томительного ожидания… Наконец врач вышел в коридор, довольно потирая руки:
– Ну что, поздравляю… Ваша мама в сознании, двигается, говорит. Пока явных нарушений не обнаружено. Будем, конечно, наблюдать. Сегодня ее еще здесь подержим, а завтра, наверное, в общую терапию переведем. Да идите, идите к ней, уже можно!
«Опять «ваша мама», – подумал Роман. – Это Максу она мама, а мне… Хотя это они все о ролях в семье. Я, получается, папа, а Максим – сын. Сын… Ох, Господи, сын у меня откуда-то взялся, уже взрослый парень…»
Алиса лежала, все еще в капельницах и проводах, но без маски и с открытыми глазами. Повернула голову, слабо улыбнулась.
– Мама… – первым бросился к ней Максим.
– Тихо, тихо… Осторожнее! – перехватила его Вика. – Не тормоши свою маму. И спокойно себя веди. Ладно, вы тут общайтесь, я в коридоре, рядом, если что.
– Мама…
– Ну ты нас напугала, – пробормотал Роман, подойдя к кровати, на которой лежала Алиса. Опустился на пол рядом, уткнулся лбом в матрас. – Ты даже не представляешь…
– Мамочка!
– Все хорошо, – едва слышно прошелестела Алиса. – Все хорошо.
Роман поднял голову, улыбнулся. Осторожно поцеловал ее пальцы – выше из руки жены торчала капельница.
– Мама, как же я соскучился, мама!
У Алисы вдруг задрожали губы, из уголков глаз потекли слезы.
– Ты только не волнуйся, сама говоришь, все хорошо, – строго произнес Роман.
– Откуда ты здесь, Рыжик?..
– Это я его вызвал. Так надо.
– Я так рада… Рыжик мой! – Она положила ладонь на рыжую макушку сына. – Ты здесь. Вы здесь…
– Алиса, ты помнишь, что произошло?
– Мне доктор сейчас сказал, что это ты меня из реки вытащил. – Алиса протянула другую руку Роману. – Как же так, как ты… – Она не договорила, заморгала, видимо, пытаясь справиться со слезами, опять набежавшими на глаза.
– Мам, ты помнишь, что произошло? Почему ты в воде оказалась?
– Помню, – прошелестела Алиса. Всхлипнула, успокоилась. – Рома, а вот как ты там оказался, на набережной? Как ты догадался?
– Вы в прошлый раз там с Карташовым были, и в этот раз, думаю… Ну а что, других вариантов у меня не было. Карташов говорит, что вы с ним поссорились, и он уехал, а ты там одна на мосту осталась. Все думают, с подачи Карташова, что ты сама в реку… – Роман не договорил. Ему вдруг стало не по себе: а вдруг и правда сама? «Ну и что! Ну и что! Что это меняет! – мелькнуло у него в голове. – Я теперь на нее обидеться должен – ах, дорогая я не сделал тебя счастливой, какая черная неблагодарность с твоей стороны… Даже если она сама в реку бросилась, все равно это ничего не меняет, и я тоже ответственен за то, что не сумел сделать ее счастливой!»
