Тот недовольно молчал.
Авто он вел не очень уверенно, но Николай не умел и так, потому поинтересовался:
– Ты когда машину водить научился?
Андрей процедил сквозь зубы:
– Я не научился. Второй раз в жизни за рулем. Это машина твоего брата – Миши.
Больше ни о чем поговорить не успели, они уже ехали по аллее Нижнего парка, как вдруг услышали женский крик:
– На помощь!
Голос доносился со стороны воды, спутать этот голос ни с каким другим оба не смогли бы – кричала Матильда!
– Туда! – показал в сторону воды Ники, но Андрею не надо было указывать. Он свернул с дорожки и помчался прямо по косогору спуска, то и дело попадая колесами в ямки и рискуя перевернуться.
Они не успели даже спуститься, как увидели полыхающий ярким костром паром. Несомненно, голос Матильды доносился оттуда! Оттуда же несся и безумный рык Воронцова:
– А-а-а!
Машину остановили передними колесами в воде, выскочили оба с криком:
– Маля!!!
Но из-за треска пламени не услышали и собственных голосов, зато увидели… два горящих силуэта – один Воронцова, пытающегося сбить пламя, но, видно, зацепившегося ногой за что-то, и на другой стороне парома силуэт поменьше, мечущийся одним сплошным факелом. Матильда?!
Оба бросились в воду, но до парома далеко, да и бесполезно, такой факел не потушить, никого не спасти.
Николай едва успел схватить Андрея, чтобы тот не поплыл и не превратился в еще один костер. Тот отбивался, ему не до разумных решений.
– Это ты! Это ты ее погубил! – У несчастного Андрея началась настоящая истерика.
Николай прижал его к себе, ткнул лицом себе в пиджак, чтобы крики не разносились по округе. Андрей, рыдая, продолжал обвинять:
– Т-ты… п-по-губи-ил…
Сначала Николай прошептал в ответ:
– Я…
Потом, глядя, как догорает паром, всхлипнул сам:
– Господь так решил… Его Воля, Андрей. Не допустил меня… Его Воля… Но как же жестоко, Господи. Почему не меня – ее?
Состояние агентов, увидевших последовательно гибель парома и людей на нем, а потом отчаяние самого императора, трудно передать. Они понимали, что оказались свидетелями чего-то такого, чего лучше не видеть. Теперь даже молчание не спасет.
Но служба есть служба, пришлось сидеть в кустах до самого отъезда императора с великим князем, вернее, их ухода, ведь автомобиль оказался в воде.
Пока вытаскивали, пропустили нечто важное, что открылось много позже.
Конечно, полковник с них шкуру спустит, ведь Кшесинская, которая должна была сначала многое рассказать, погибла вместе с Воронцовым. Но уж в этом вины агентов не было, они бы с удовольствием пристрелили бывшего поручика и скрутили балерину, если бы не пожар на пароме и появление самого императора.
О том, что означало это появление посреди ночи вдали от дворца, лучше не думать.
– Может, и полковнику об императоре не докладывать? – усомнился один из агентов.
Второй сокрушенно покачал головой:
– Все равно же узнает, он все знает. И появление императора будет нам на руку, легче оправдаться, мол, не могли же мы раскрывать себя.
– Да, ты прав…
Когда Власову доложили о произошедшем, он даже не поверил своим ушам:
– Что?! Как это – сгорели?
– Да, как стог сена – одним сплошным факелом.
Но полковник сомневался:
– Воронцов уже однажды ушел оттуда, откуда и уйти нельзя. Упустили раз, могли упустить и второй. Все вокруг с баграми обшарить, хоть кости, но найти!
– Мы видели, как он горел. Кричал больно.
Второй агент поддержал:
– Такого ни с каким другим не спутаешь. Рев стоял, словно медведь раненый ревел.
– А женщина?
– Двое их было, кто-то второй поменьше ростом.
Но в голосе агента уже не слышалась такая уверенность, он вдруг сообразил, что вместе с паромщиком должно быть трое.
Власов неуверенность уловил, приказал изложить сомнения, согласился и отправил немедленно обыскать все! А еще следить за домом на Английском проспекте и наведаться в квартиру родителей.
Матильды ни там, ни там не было. Горничная Вера, уволенная Матильдой за предательство после первого визита Власова, расспросила дворников, якобы разыскивая хозяйку, но те только головами качали:
– Нет, Юлии Феликсовны уже неделю дома нет, и Матильда Феликсовна тоже куда-то делась…
У родителей Матильды тоже не было, поставленные наблюдать агенты качали головами:
– Не появлялась.
Баграми обшарили дно вокруг, подняли много чего, в том числе останки нескольких людей. Но ноябрь в Санкт-Петербурге не лучшее время для ныряний и поисков. В миниатюрном Мариинском тоже никто не появлялся.
Аликс чувствовала, что происходит что-то страшное. Вопреки всем приметам отправила горничную попросить Николая срочно прийти, несмотря на поздний час. Та вернулась смущенная:
– Ваше Высочество, императора нет, он уехал… по делам…
Аликс ложиться не стала, не обращая внимания на боль в позвоночнике, до рассвета простояла перед окном, размышляя, как вести себя с Николаем и как быть, если он вообще не вернется. Понимала, куда мог деться без пяти минут муж, гнала от себя мысли, что свадьбу отменят, но не думать об этом тоже не могла.
Это была самая мучительная ее ночь.
Аликс не знала, что в жизни предстоят куда более тяжелые ночи у изголовья больного сына…
К утру болели не только ноги, но просто раскалывалась голова. Горничная растерла уксусом, дала нюхательные соли, ничего не помогло. Аликс могло спасти только одно – появление Николая.
И вдруг…
– Государь спрашивает о здоровье Александры Федоровны.
– Передай, что все хорошо! – звонким голосом ответила Аликс, не позволяя горничной сообщить о головной боли.
Ники интересовался ее здоровьем, значит, он во дворце и переживает! Пока этого было достаточно. Что бы там ни произошло ночью, домой он вернулся, значит, свадьба не отменяется. Остальное не важно, пока не важно.
Немного погодя прислала спросить о здоровье и Мария Федоровна.
Вдовствующая императрица не скрывала, что невестка нежеланная, но вела себя исключительно вежливо.
По обычаю она помогала невесте переодеваться в роскошный подвенечный наряд, надеть малую венчальную корону. А то, что при этом с удовольствием всадила шпильку в голову Аликс… ну, небольшая неловкость, вызванная волнением, к тому же Мария Федоровна в трауре, ей трудно сосредоточиться.
