Франног молча покачивал головой.
– По империи уже ползут слухи… Ну, как обычно: что, мол, Уреш гневается, а все напасти – я вам рассказал, что на южные районы налетела саранча? – за грехи правящего дома. В общем, нелегко сейчас принцу. Прикиньте теперь, как он «отблагодарил» бы нас за свежие известия о своей невесте. Подвесил бы на крюк и самолично выпотрошил, гуманист. Адье, Олежка, адье, любомудр Франног!
Старик не отозвался. Он все покачивал головой, будто ее насадили на палец кукловода.
«Мозгует», – сообразил я.
Стемнело уже настолько, что можно было, не опасаясь чужих глаз, дотронуться до больного плеча, и ощупать сквозь блузу повязку и рану. Рубцы вздулись, отвечая на прикосновения пальцев секущей болью. Рана кровила и гноилась, и я был вынужден туго бинтовать ее каждый день, в сумраке кубрика, накрывшись одеялом. Наматывал несколько слоев украденного у кастеляна ситца, чтобы сквозь блузу не проступила кровь. Порез, конечно, неглубокий, однако без лекарств и штопки грозит серьезными осложнениями. Но показаться местному коновалу – сунуть голову в петлю. Даже самый последний докторишка распознает удар мечом. «Что, говорите, в пути не случилось ничего серьезного, любезный Сундаго?» Сколько времени пройдет, прежде чем я слягу с ознобом и все откроется? А ведь Тендал не вернет флот в Талиру прежде сезона дождей.
Старик внезапно сказал, прикрывшись ладонью:
– Болит?
– Да, воспалилась. Не хотел болтать об этом раньше времени.
– Скверно.
– Заговорить сумеете? На плоту как-то об этом не подумал…
– Не здесь. Тут слишком много глаз. И через одежду, учти, я этого сделать не смогу.
– Ахарр! В таком случае кто-то обязательно углядит, как вы шепчете над моим окровавленным плечом. Да и вообще, безгласный Мака что-то там шепчет…
– Не шепчу. Заговариваю. Если на судне есть чародей, он почует ворожбу. Понимаешь, я ведь обязательно помог бы тебе, если бы…
– Тьфу ты, пропасть. – Я показал мудрецу порез на тыле кисти. – Этот-то почти затянулся. А плечо, я думаю, разбередилось от работы. Ладно, буду крепиться.
– Крепись, сын мой, это все, что мы… Говоря по правде, твой рассказ меня просто убил. Менд и Меркхар вместе… Чует мое сердце – заваривается какая-то скверная интрига. Возможно, будет война.
– Это ясней ясного, что война. Вот только когда? Неделя? Месяц? Больше? А не попробует ли Меркхар использовать в игре леди Нэйту?
Франног кивнул и подозрительно шмыгнул носом.
– Я сразу подумал об этом. Несчастное дитя…
– Зато теперь, по крайней мере, судьба ее немного прояснилась. Жертвоприношение тайному богу отпадает. В южные деспотии тоже не продадут. Пылинки сдувать будут.
– До времени.
– Это да. Она – рычаг давления на принца. Интересно, какие требования выдвинут Тендалу?
– Не имеет значения.
– Что? Думаете, принц не…
Мудрец едва слышно заохал.
– Он умен и расчетлив. Он вряд ли пожертвует хотя бы чем-то в пользу пиратов или Торговой Республики. Он никогда не станет чьей-то марионеткой. Он – правитель, серьезный правитель. Еще объяснять?
Я выругался.
– Ну да, и к тому же равнодушный к бабам… Ладно, нечего прежде времени петь отходную. Мы же не знаем, как оно все повернется.
Франног внезапно ткнул меня локтем и глазами показал куда-то в бок.
О черт, Вандора! Она неслышно примостилась с другой стороны, метрах в трех, сидела, прихлебывая кофе, все так же в профиль, глядя куда-то вдаль.
– Бешеная кобылица, – проронил мудрец тихо-тихо. – Опасайся ее, сын мой. Ноздри ее носа имеют изгиб, свидетельствующий о нраве резком, жестком и властном. О, мне знакома порода этих женщин. Их немного, иначе бы они повелевали миром, объединившись. Сила ее духа стоит десятерых мужчин. Если она что-то решила… то всегда доведет начатое до конца.
Я вздрогнул. Не могу сказать, что слова старика меня испугали, скорее, заставили собраться и задуматься. Я потянулся, глянул искоса на Вандору и сказал.
– Да-да, святой Мака! Я когда жениться, моя себе жена взять хороший и работящий! Купить большой коровник хочу, и там коровок держать много. И моя жена туда ходить будет и убирать навоз, а если убирать не будет – я ее пороть розгами по вашему наущению! По большой красивый попа с родинкой на правом полупопье! Вот так: хлысть-хлысть! Хлысть-хлысть!
Вандора рывком поднялась на ноги и застыла, слушая мои слова.
– И чтобы не рыжая только. Про рыжих говорят так: между ног жарко, а в голове пустенько. Ну зачем такой мне? Не-ет, святой Мака, моя брать чернявку! Как волосы на моей груди!
Принцесса, развернулась, но даже в сумерках я видел, что ее щеки залил плотный вишневый румянец. Она удалилась – резко зашлепав по палубе.
Хе-хе, сколь бы мудрой ни была женщина, всегда можно отключить ее логику и мудрость и включить эмоции – а женщина под эмоциями теряет последние крохи рассудка.
– Сынок, ты играешь с огнем, – сказал мудрец, немного подумав.
– Есть такое дело, Франног.
– И тебе не страшно?
– Хм… почему-то – совсем не страшно.
– Я удивлен, признаться. Ты утверждаешь, что являешься трусом, но сам начал играть с огнем…
– Я не знаю, что на меня нахлынуло, Франног.
– Эта женщина сейчас владеет нашими жизнями, мы стоим у края пропасти с завязанными глазами и ждем ее решения. Ты ведь понимаешь это?
– Хм-м… Я просто хочу кое-что проверить… Скажем так, ее чувства ко мне.
– Я это понимаю, но ты играешь в крайне опасную игру… Женщина эта злопамятна, властна и способна под влиянием эмоций совершить непоправимое…
– Я знаю.
– И ты не боишься?
– Сейчас – нет.
Мудрец покачал головой.
– Ты очень изменился, сынок. До нападения меркхаров и после – это два разных человека. И… мне отрадно это видеть, даже если Вандора прикажет отделить наши головы от тела или утопить.
– Она не прикажет, Франног, – сказал я. – Я в этом уверен.
Мы посидели еще немного в молчании.
– Сундаго! – наконец позвали из сумерек, и я вскочил.
– Ох, посуда! Уже бегу, начальника, уже бегу!
Я залпом допил остывшую бурду, подавился осадком и, кашляя и ругаясь, помчался на шкафут.
Глава четвертая (животноводческая)
Моя нелюбимая ферма
[23]Помню, на Земле я частенько натыкался у баб в соцсетях на спич следующего содержания: «С возрастом все меньше хочется ненужных драм, выяснений отношений, хочется общения со спокойными, доброжелательными и позитивными людьми». Добавлю от себя – например, с санитарами сумасшедшего дома, ибо где вы, мать вашу, видали доброжелательных и позитивных людей в принципе? Все, все мы одержимы неврозами и скверным расположением духа! Сейчас мне нужны были санитары: еще немного, и я тупо взорвусь изнутри и натворю бед.
