– Вас вооружали импортным оружием?
Да, конечно. Экипаж вооружался никуда не годными автоматами Томпсона. Сначала у командира был револьвер «наган», потом всех вооружили пистолетами ТТ. Сами пытались заменить его на «парабеллум», но нас за это гоняли. Тыловым товарищам, им подавай «парабеллум». Поэтому прицеплялись: «Ты покажи, где находится твой ТТ? Что ты ходишь с этой немецкой игрушкой? А ну давай ее сюда!» Старались отнять.
– Кормили хорошо?
На фронте – хорошо. Но всякое бывало, особенно в 44-м году, когда пошли наступать после Корсунь-Шевченковской операции. Грязища была страшная! Пехота несла на себе снаряды для орудий. Пехотинцу дают снаряд, который он должен сдать. Если выкинет по дороге – накажут. Вот там кухни отстали. Потом приспособились – стали кухню цеплять за танк. Так что перебои были только из-за нераспорядительности старшины или помощника по хозяйственной части.
– Основная ваша цель? Огневые точки противника или бронированные объекты?
Огневые точки противника, противотанковая артиллерия. Но и борьба с бронетехникой противника тоже. Я сам танки не подбивал, не буду хвастать, только бронетранспортеры.
– Вы были сначала командиром танка, а потом командиром взвода, как вы оцениваете связь между танками?
Хреновая связь между танками была. Флажками. Иностранные танки были радиофицированы, но, честно говоря, мы плохо владели средствами связи.
– В атаке люки открыты или закрыты?
На марше люки все время открыты, закрывали на защелку только непосредственно перед атакой. Открывается она легко.
– На танках рисовали?
Только тактические знаки. У нас был квадрат и в верхней части стрелка, направленная вверх. Надписей и картинок не делали. Зимой танки красили в белый цвет известкой.
– В городе приходилось воевать?
Да, приходилось. Особенность боев в городе в том, что тебя могут подбить с любого места. Особенно сложно стало, когда немцы стали широко применять фаустпатроны. Мы уже в 43-м году познакомились с фаустниками, а в 45-м они стали их использовать массово. Часто фаустниками были ребятишки.
– Как относились к немцам? Как к противнику?
Как к врагу. На поле боя никто не думает, что там люди, что их можно убить. Стреляют, чтобы уничтожить врага, победить, иначе сам будешь убит.
Немцы хорошо воевали. Они нас научили воевать. Когда нос в крови, учеба хорошо идет.
Я должен сказать, издевательств над пленными или гражданскими среди нас не было. Вот кого не любили – это власовцев. Их били и сдавали в СМЕРШ.
– Женщины были в бригаде?
Были связистки, ремонтницы средств связи. Также они были в батальонном медицинском пункте, в полковом медицинском пункте, в медсанбате дивизии и корпуса. В экипажах очень редко. Отношение было нормальное. Большинство из них вели себя достойно. Но, конечно, люди разные бывают. Много ходило слухов про ППЖ, что, мол, они такие-сякие. Но если женщина ведет себя достойно, то к ней никто не будет и лезть. Ну разве что на формировке – когда делать нечего, а на фронте – там уже некогда.
– Как проводили свободное время, если оно возникало? Были танцы?
В армии не должно быть свободного времени. Танцы были на переформировке, в тылу. У немцев брали губные гармошки, и находились ребята, которые хорошо на них играли. Были и такие, которые могли хорошо сплясать. Приезжали фронтовые самодеятельные бригады. А вот кино редко смотрели.
– Вместе с танками приходили посылки из Америки?
Если только случайно. Мне как-то попались хорошие английские ботинки. Хороший с танками брезент приходил. Мы из него шили себе сапоги. Кремом начистишь – во! Вы же понимаете, что мы получали танки уже после того, как их выгрузят в Архангельске. Разумеется, портовики там все обшарят и ничего не оставят.
– В Польше как народ встречал?
Кто там встречал? Никто. Мы стояли на формировке в местечке Сточек. Местные здорово торговали самогоном. Кроме того, топили нам баню, мы туда ходили поротно мыться.
– Говорят, на территории Польши процветала проституция?
Нам было не до этого. И потом, куда уйдешь от танка?
– Что вы можете сказать о госпитале?
В 45-м году в госпиталях работали люди, которые прошли большую школу. Все было очень хорошо организовано. О чем шли разговоры между ранеными? Всякие разговоры: кто где воевал, в каком госпитале лежал. Со мной в госпитале в Лодзе лежал Тильман, еврей. Он ударился в религию. Ему принесли Ветхий Завет. Меня спрашивает:
– Ты читал?
– Я даже не знал, что такая книга есть!
– Хочешь – почитай.
Я когда стал читать, думаю: «Боже мой – скукотища!»
О девках говорили. Те, кто постарше, кто учился в институтах, говорили, как вернутся домой, продолжат учебу. Мы думали: «Закончится война, пойдем учиться». Об этом мечтали.
Алексеев Владимир Андреевич
(Интервью Артема Чунихина)
Родился я в Астрахани в 1923 году. Семья моя жила на берегу Каспийского моря в селе Вахромеево. Но когда мои братья и сестры четыре класса окончили в селе, а дальше негде учиться, то родители приняли решение переехать в город, чтобы дети могли продолжить обучение. Тут и я родился.
В 41-м году, перед войной, я успел окончить 9 классов астраханской средней школы. Когда война началась, мы в военкомат побежали сами, нас никто не звал. 22 июня я хорошо запомнил.
Летом молодежь ехала помогать колхозам и совхозам убирать урожай. Мы уже были в одном из колхозов, когда объявили, что началась война, что бомбили наши города. Нас немедленно возвратили домой, и мы начали осаждать военкомат: берите нас! А в то время много возрастов призывалось, и военкоматы, конечно, были загружены страшно. Где-то дня два-три нам говорили: «Обождите, ребята, не путайтесь под ногами, не до вас».
Старший брат у меня служил во флоте на Дальнем Востоке. Я тоже хотел во флот и решил проситься в училище корабельных инженеров. Говорю в военкомате: «Отправьте меня в Кораблестроительный институт в Николаеве. Я хочу туда, где брат мой». Но мне ответили: «С кораблями у нас все нормально, нам нужны танкисты». Вот так я попал в Сызранское танковое училище. В мирное время обучение продолжалось два года, а нас, после так называемого ускоренного курса, выпустили через год и два месяца. Конечно, очень плотная программа и давала нам, как говорится, по мозгам крепко – учили матчасть, было и вождение, и стрельбы.
В основном изучали Т-70. Это легкий танк с 45-мм пушкой и пулеметом. Экипаж два человека: водитель и командир танка. Два газовских, стоящих последовательно, двигателя.
