Марина тяжело переживала упомянутую навязанную со стороны семейную драму, но затем оказалась в кругу весёлой компании второго сына Иосифа Виссарионовича Василия, а через некоторое время вышла замуж за одного из лучших советских лётчиков, который после войны стал одним из первых испытателей отечественных вертолётов. Не называя по каким-то причинам имени своего второго мужа, которое, как она говорила, в те годы было известно всей стране, Марина рассказывала, что во время войны он регулярно улетал с московского аэродрома бомбить объекты в немецком тылу. Эти операции были настолько опасны, что эскадрилья почти каждый раз возвращалась с потерянными пилотами и самолётами. Вернувшиеся лётчики, находясь в состоянии невероятного нервного напряжения, прямо на аэродроме напивались до такой степени, что их приходилось почти в беспамятстве развозить по домам специально для этого выделенной команде. Как говорила по этому поводу Марина, она в такие дни получала человеческий мешок, который, придя в себя через 2–3 дня, снова улетал с таким же заданием, и всё повторялось сначала.
Но однажды её муж не вернулся, так как его самолёт был сбит немецкими зенитками над Белоруссией, и все, включая
Марину, считали его погибшим. Однако он всё-таки спасся, выпрыгнув с подбитого самолёта на парашюте над оккупированной территорией и не получив каких-либо серьёзных физических повреждений. Оказавшись в тылу у немцев, смелый лётчик закопал находившиеся при нём документы и решил пробираться на восток к линии фронта, чтобы пошататься перейти к своим. Дело происходило зимой, что создавало особые трудности с нахождением пропитания и с бесследным продвижением. Через несколько дней он был обнаружен и арестован немецким патрулём, а потом был доставлен на допрос.
Перед допросом его сытно накормили и затем привели в комнату, где его ждал немецкий полковник. При виде вошедшего военнопленного на лице полковника неожиданно вспыхнула радостная улыбка, и, направляясь к нашему лётчику с протянутой для пожатия рукой, немец на чистом русском языке обратился к нему со словами дружеского приветствия по имени и отчеству. Муж Марины, глядя на немца в форме полковника, обращающегося к нему по имени и отчеству по-русски без всякого акцента, пережил настоящий шок и не удержался спросить его, откуда ему известно, как его звать. Немец искренне расхохотался, довольный неожиданной встречей и тем эффектом, который он произвёл на советского военнопленного.
Приветливо пригласив его сесть, полковник предложил ему вспомнить московский Клуб лётчиков имени Чкалова предвоенных лет, где советский пилот вместе со своими друзьями авиаторами регулярно играл в бильярд и где им готовил и выдавал кии скромный, почти незаметный, услужливый работник клуба. Наш пленный пытался вспомнить такого человека напряжением памяти, но это ему не удавалось, пока полковник не назвал ту сумму чаевых, которую советский пилот после каждой игры неизменно давал служащему клуба. Теперь он с ужасом осознал, что сидевший перед ним полковник был тем скромным служащим, в присутствии которого он сам и все другие лётчики за игрой в бильярд неосторожно делились между собой всякими военными сведениями и секретами своей работы. Ему было трудно поверить, что этот служащий их любимого клуба, оказавшись таким прекрасным немецким агентом, сейчас сидел перед ним в этом неказистом здании в белорусской глуши и готовился его допрашивать как советского военнопленного.
Теперь, когда они оба узнали друг друга, полковник предложил допрашиваемому изложить всю интересующую его информацию, обещая за это, как старому знакомому, самые благоприятные условия нахождения в плену. Однако в ходе допроса наш пленный отказался давать какие-либо существенные сведения, и был посажен до следующего вызова к полковнику в сарай, превращённый в импровизированную камеру задержания. Посаженный в сарай лётчик сразу же стал обдумывать возможности побега, изучая его строение, крепость стен, доски пола и всё остальное, что могло послужить этой цели. Старушка, приносившая для него еду в сопровождении солдата, ему сообщила, что полковник уехал куда-то по делам и вернётся только через несколько дней. Кормили его пока не так плохо, и он стал откладывать и припрятывать кое-что из еды на случай побега. Сам он видел ещё раньше, что весь посёлок находится рядом с лесом, и что от сарая было совсем недалеко до первых кустов. Но никакой возможности скрытно выбраться из сарая он пока не находил.
После ряда последующих допросов, на которых военнопленный по-прежнему отказывался давать нужные немцу сведения, условия его содержания резко ухудшились, а полковник стал намекать на возможное применение более эффективных методов допроса. Но однажды вечером нашему лётчику удалось без шума обезоружить привыкшего к нему конвоира, воспользовавшись его оплошностью, связать его, завязать ему рот и бежать в лес.
Побег под покровом наступившей ночи оказался успешным, и через несколько недель муж Марины наткнулся в лесу на партизанский отряд. Переполненный радостью выхода к своим и спасения, он бросился навстречу партизанам, которые тут же взяли его под арест. После многих допросов они сочли, что рассказы пришедшего к ним человека о том, кто он и как попал к ним, представляют собой выдумку, в которую никто не может поверить, сочли его за подосланного немцами предателя и приговорили к расстрелу. В ответ на это решение наш лётчик, пришедший в отчаянье от такого оборота дела, попросил начальника отряда дать ему ещё одну возможность подтвердить достоверность его личности. Если он в этом случае окажется не прав, то они могут успеть его расстрелять на несколько дней позже, но если он говорит правду, то, расстреляв его, не дав ему этой последней возможности, они могут лишить жизни невинного человека, который столько пережил, чтобы выйти к своим, и в результате был убит их руками по спешной ошибке.
Партизаны, как лётчику было известно, поддерживали регулярную радиосвязь с центром. Он попросил начальника отряда передать данные о его личности в Москву на имя своего друга, служившего в то время в Генеральном штабе нашего Верховного командования, с просьбой их подтвердить.
Данные были переданы в ходе очередного сеанса связи адресату, который, будучи другом просителя, подобно остальным, считал его давно погибшим. Но поскольку у него тоже возникли сомнения относительно подлинности личности человека, утверждавшего среди прочего, что они друзья, офицер Генерального штаба решил в свою очередь убедиться в достоверности таких утверждений. С этой целью он направил в партизанский отряд своё сообщение с единственным вопросом просителю: ответить, где и с кем он был 14 июня 1938 года. Офицер считал, что на этот вопрос мог ответить только его считавшийся пропавшим друг, так как он был единственный человек, который в тот день в Баку сопровождал его с невестой в местный загс для регистрации их брака, после чего они втроём отмечали это событие в центральном ресторане города.
Через несколько дней в Москву пришло сообщение из партизанского отряда, в котором ожидавший расстрела лётчик во всех необходимых подробностях ответил на вопрос своего друга. Он был освобождён и несколько недель воевал вместе с партизанами, пока самолёт, доставивший партизанам очередную партию продуктов и военного снаряжения, не увёз лётчика-героя в столицу к Марине, которой уже успели сообщить о возвращении её мужа из мёртвых. Однако их брак вскоре распался, и Марина снова осталась одна.
