Песня – романс, что ли? Хопёр в этом не разбирался – закончилась. Все зааплодировали. Увидев Хопёра, Вера подошла к нему с самой обворожительной улыбкой.
– Геннадий Петрович! – воскликнула она. – Как мы все рады!
При этих словах, да пока Хопёр прикладывался к Вериной ручке, какая-то бледная девица пошла к выходу из зала. Хопёр на это внимания не обратил, а вот один из мужчин, наоборот, обратил самое пристальное внимание и двинулся вслед за девицей.
Он догнал ее уже за дверями зала и окликнул:
– Надежда Андреевна! Здравствуйте.
Надя остановилась и вгляделась в его лицо. Некрасивое, но не отталкивающее – наоборот, чем-то привлекательное. Человечным выражением, видимо. Впрочем, все равно.
– Здравствуйте. Разве мы знакомы? – спросила она.
– Вера Андреевна говорила, что у нее есть сестра, – ответил он. – Я догадался, что это вы.
– Как вы могли догадаться? – пожала плечами Надя. – Мы с Верой совсем непохожи.
– Ошибаетесь. – Он покачал головой. – Внешне – да, непохожи. Но по сути – очень.
– Вы ясновидящий? – усмехнулась Надя.
– Я врач. Неплохой диагност, – объяснил он. И представился: – Семен Борисович Фамицкий.
– Надя. Ангелова. Извините, я должна идти.
– Почему? Смотрите, как весело!
С этими словами он неожиданно открыл обе створки дверей, ведущих в зал. Скорее всего, сделал это не без умысла – чтобы Надя не смогла отвертеться, представ в широко распахнутых дверях перед всеми гостями.
Все в самом деле обернулись к ней. Кроме, может быть, Хопёра: он в этот момент как раз намеревался выпить на брудершафт с Верой, их руки были переплетены.
– Надежда Андреевна! – раздались многочисленные голоса. – Что это вы нас покидаете?
Однако Надя, несмотря на юный свой возраст, была не из тех, кого можно заставить делать то, что сама она делать не хочет.
– Извините. Я должна идти, – сказала она.
И закрыла двери зала.
На этот раз Фамицкий догнал ее у лестницы, ведущей на второй этаж.
– Надя! Почему вы уходите? – спросил он.
– Не выношу, когда мне что бы то ни было навязывают, – сердито ответила она.
– Странно, – пожал плечами он.
Надя не поняла, что означают его слова, и любопытство заставило ее приостановиться.
– Что вам странно? – спросила она.
– Что у вас сильный характер. Судя по внешности, он должен быть другим.
Резко повернувшись, Надя ушла, не обращая больше внимания на внимательно смотрящего ей вслед Семена Фамицкого.
Он вернулся в зал как раз в тот момент, когда корпулентный мужчина в кителе выговаривал Вере:
– Однако некрасиво так-то. Брезгует нами ваша сестрица, что ли?
– Что вы, товарищ Самохвалов! – улыбаясь самым очаровательным образом, возразила Вера. – Она нездорова просто.
– Ну так и лежала бы в кровати, раз нездорова, – недовольно заметил тот. – А то, понимаешь, выказывает пренебрежение.
– В самом деле, – кивнула Вера. – Сейчас скажу ей, чтобы легла. Пейте шампанское, товарищи! – напомнила она, идя к двери.
– Вера Андреевна, а брудершафт? – напомнил Хопёр. – Давайте-давайте! Пора на «ты» переходить.
– Конечно, Геннадий Петрович, – улыбнулась Вера.
Она и Хопёр снова взяли наполненные бокалы. Когда, допив шаманское до дна, Хопёр страстно поцеловал Веру в губы, все встретили это аплодисментами.
– Вот теперь – на «ты»! А, Верочка-красавица? – подмигнул Хопёр.
– Да!
Верино лицо сияло так, что самый подозрительный тип не усомнился бы в том, что она абсолютно счастлива. Под всеобщий радостный вопль Хопёр поцеловал ее снова.
– Вот это я понимаю! – одобрительно заметил товарищ Самохвалов.
– Что понимаешь, а? – Незаметно подошедшая сухопарая супруга ткнула его пальцем под ребро и зловеще напомнила: – Смотри у меня!
Пока Самохваловы выясняли отношения, а гости выпивали, Вера снова направилась к двери.
– Куда ж ты, красота моя? – завопил Хопёр. – У меня для тебя сюрприз!
– Буквально на пять минут, Геннадий Петрович.
Вера приветливо помахала ему. Блеснуло на ее среднем пальце кольцо с изумрудом.
– Гена! Для тебя теперь Гена, – напомнил Хопёр.
Она потрепала его по щеке и пообещала:
– Сейчас вернусь, Геночка.
Выйдя из зала, Вера вынула из сумочки белый платочек и брезгливо вытерла губы, не обращая внимания на то, что и яркая помада при этом стерлась тоже. Вместе с обворожительной улыбкой.
В комнату к сестре она вошла без стука.
– Что это такое? – резко спросила Вера.
– О чем ты? – не вставая с кровати, на которой лежала одетая, и даже не оборачиваясь, проговорила Надя.
– Не притворяйся, все ты прекрасно понимаешь.
– Ты тоже.
– Ты повела себя вызывающе, – сердито заметила Вера. – И поставила меня в идиотское положение.
– Ты сама себя в него поставила. – Надя села на кровати. – Да, Вера, да! Я молчу, молчу… Но ведь это невыносимо! Эти вечеринки… Прямо в музейном зале!
– А где, по-твоему, я должна их устраивать? – пожала плечами Вера. – В складском флигеле?
– А зачем их вообще устраивать?
– Вон оно что… – протянула Вера – Осуждаем?
– Не осуждаем, а… Это предательство, Вера, неужели ты не понимаешь?
– И что же я предала, по-твоему? – холодно поинтересовалась Вера.
– Все! Все, что было нам дорого. Всю нашу память.
Во взгляде, которым Вера окинула сестру, сквозило искреннее недоумение.
– Не пойму, ты блаженная или просто дура? – произнесла она. – Чтобы дура – вроде нет: экскурсии водишь, вполне в уме. А ты понимаешь, что если я всех этих Хопёров здесь развлекать не буду, у нас эту память в любой момент изымут? Наденька, ты что, до сих пор считаешь, что это все – наше?
– Я не… – начала было Надя.
– Ангелово уже десять лет как национализировано. Забыла? – оборвала ее Вера. – И мы здесь никто! Призраки! Фу – и нету нас. – Она подула на ладонь. – Или вообще раздавят, как… Ты что, думаешь, мы благоволеньем божьим существуем? Чистоплюйка, – жестко бросила она. – Такие, как ты, и позволили все уничтожить. А я не позволю себя на улицу вышвырнуть!
Надя вскочила с кровати и выбежала из комнаты. Вера подошла к зеркалу и, вглядываясь в свое лицо, в его резкие и холодные черты, повторила:
– Не позволю.
