И Ольга Петровна решилась.
Тяжелый разговор она завела во время обеда.
Начала издалека:
– Муся, а ты съездила наконец в свою комнату?
Муся глянула на нее, как всегда, с саркастической усмешкой.
– Опять про комнату? Видно, точно я тебе надоела. Даже такой святой, как ты, я надоела.
Ольга Петровна смутилась и что-то замямлила:
– Да нет, о чем ты. Я так, просто. Ну… в смысле информации. Ты совсем не волнуешься по поводу своего жилья?
Муся ответила жестко:
– Ты уже не в первый раз заводишь этот разговор. И я все поняла, Оля. На днях съеду. Ты не волнуйся. Я и так, можно сказать, злоупотребила твоим гостеприимством и твоим терпением. Тебе большое спасибо! Я все оценила. Все правильно – нечего пристраиваться к чужой жизни, пусть даже сытой, благополучной и очень размеренной. Да и ты мне не обязана вовсе, я все понимаю. Съеду, да. В ближайшее время.
Уф, словно гора с плеч! Нет, Муся – какая угодно, но она всегда была умной, что говорить. Просто жила по-другому. Страстями жила, для себя.
Ольга Петровна, стараясь побороть неловкость и неудобство, пыталась продолжить:
– И еще, понимаешь, Лева приезжает. Дома не был почти пять месяцев. Конечно, устал и хочет тишины и покоя. Расслабиться хочет. Он же вообще – такой, одиночка, нелюдимый. Даже гостей еле терпит пару часов. Ну, что делать, такой человек… Ты уж меня… нас… Извини.
Муся кивнула и достала сигарету. Курила она по-прежнему на кухне.
– Знаешь, Оля, – вдруг начала Муся, – а я тебе всегда завидовала. Всегда.
Ольга Петровна, собиравшаяся встать и заняться посудой, от неожиданности села.
– Мне, Муся? Ты мне завидовала? Господи, ну ты даешь! А мне казалось, что это я завидовала тебе! Твой красоте, свободе. Раскованности. Смелости. Тебя не интересовало чужое мнение. А я всегда оглядывалась – на всех! Ты делала все, что хотела. Позволяла себе все. А я… я как мышь прожила всю свою жизнь. Всю жизнь зависела от всех – от родителей, от мужа, от дочки. Да и что из меня получилось? Домашняя курица. Все.
– Завидовала, – твердо повторила Муся. – Семье твоей. Родителям – нормальным родителям! А у меня? Отец был слабак. Ну а мать – сама знаешь. Сбежала, как крыса с корабля. Ладно от мужика, это понятно. Я бы сама от такого сбежала. Но от ребенка? Потом эта, тихоня, серая мышь. Папашкина жена. Тихая, забитая, смирная. А меня ненавидела. Я же все чувствовала, все понимала. Просто сверлила меня, прожигала насквозь. Куски за мной считала, веришь? Ну ты помнишь – я из дома тогда и ушла. – Муся замолчала. Молчала и Ольга Петровна. – Ничего у меня не получилось, Оля. Ни семьи, ни детей. Глупо я жизнь прожила. Пусто. Как бабушка наша говорила – профурыкала. Вот хорошее слово, подходящее. Именно – профурыкала, лучше не скажешь. И что в итоге, ты мне скажи? Да вот что – никому я не нужна. Никому! Ни одному человеку на свете. Даже такой доброй душе, как ты, не нужна. В общем, лето красное пропела, Оль. Страшно возвращаться туда, к себе. В полное одиночество. Чокнусь, наверное. А поделом! Что позади? Сплошные аборты и потные страсти. Вот так-то, Оля. А впереди? Сама понимаешь.
Ольга Петровна дотронулась до ее руки. Рука была холодная, неживая, хотя дома было очень тепло.
Ей стало невыносимо жалко Мусю – несчастную, нелепую, одинокую.
– Мусенька! Ты не спеши! Какие наши годы, как говорится! – И Ольга Петровна выдавила из себя улыбку. – Еще как ты устроишь свою жизнь! Ты же такая красавица, господи! Посмотри на себя! Фигура какая! Ну где ты видела баб в пятьдесят с такой талией. А волосы? А все остальное? Нет, Муся! Уверена – все образуется. Появится наконец человек. Приличный человек!
Муся перебила ее:
– Послушай, Оля! Ну хватит! Ну это просто смешно! Да и я от страстей устала. Слишком много их было в моей жизни – на три бы хватило. А насчет приличных мужчин – так они и достаются приличным женщинам. Таким вот, как ты. Все давно разобраны, Оля! По справедливости.
Ольга Петровна с жаром, чувствуя огромное облегчение от того, что она наконец решилась и все сказала и Муся восприняла это нормально, продолжила:
– Нет, Мусенька! Нет. Ты заслужила! Ну сколько можно страдать? Ты свою горькую чашу уже испила. Остались приличные мужики, я тебя уверяю!
Муся смотрела на нее, чуть прищурив глаза:
– Ну да. Остались, наверное. Вот, например, твой Левка! Да?
Ольга Петровна смутилась:
– Ну при чем тут он, Муся? Он давно и прочно женат. А в смысле того, что приличный, – так кто ж будет спорить?
– Спорить тут нечего, – кивнула Муся, – только вот…
– Что? – удивилась Ольга Петровна и улыбнулась. – Что, есть сомнения?
– Да брось ты! Какие сомнения, Оля? Все сомнения остались в прошлом. Что вспоминать?
– Ты о чем, Муся? – настороженно спросила Ольга Петровна. – Ты… о чем говоришь? Прости, но я тебя не понимаю.
– Да ладно, – ответила та и посмотрела в окно. – Дела давно минувших дней. Что вспоминать?
– Продолжай, коли начала, – потребовала Ольга Петровна, чувствуя, как падает сердце.
– Оля! Да не о чем продолжать! Все прошло, испарилось – как не было.
Ольга Петровна смотрела на нее в упор, не отрывая глаз.
Муся вздохнула и повторила:
– Да что вспоминать? Ну тогда, тем летом, помнишь? Когда ты с Иркой укатила на юг? Еще свекровь твоя помирала? Ну помнишь?
– Как такое можно забыть? – мертвым голосом, почти шепотом, предчувствуя катастрофу, ответила Ольга. – Только не понимаю, при чем тут это?
– Да ни при чем, ерунда! Я тогда помогала ему. Мама твоя попросила – подежурить возле этой твоей… Не помню, как ее звали.
– Ирина Степановна, – тихо напомнила Ольга. – Мою свекровь звали Ириной Степановной.
– Вот именно! Да и какая разница, как ее звали? Я не о том. Так вот. Левка твой тогда совсем духом пал: мать умирает, жена с дочкой уехали. Мужики народ слабенький, хилый, чуть что – ну, ты знаешь сама! В общем… – Она замолчала.
– Продолжай, – хриплым от волнения голосом твердо сказала Ольга Петровна.
– Думаешь? – задумчиво произнесла Муся, раздумывая, стоит ли ей продолжать. – Ну в общем… Закрутилось у нас с ним, с твоим Левкой. У меня-то ничего серьезного, так, пожалела. А у него… В него словно бес вселился, говорил, что влюблен, что такого у него еще не было. Я и сама испугалась! Видела, как несет его по кочкам. Аж страшно становилось. Стращал, что покончит с собой. Ты представляешь? Совсем смешно, а?
Ольга Петровна молчала, не в силах взглянуть на Мусю.
– Ну я быстро собралась и уехала. Сбежала. Не могла же тебе устроить такую подлянку. Может, зря я тебе рассказала? Оль, поверь, я все ему честно и сразу: «Ничего не получится, ни на что не надейся. У тебя жена, дочь, семья. Да и мне ты не нужен». Просто так вышло. Ну прости. У него было горе, у меня – тоска. Он, кажется, даже в психушку попал? Ну да, приличный человек, измучился сам.
