– Андрей Геннадьевич, Андрей Геннадьевич… – несся по фойе восторженный шепот. – Он пришел… он явился… он будет говорить… он одарит нас жемчужинами своего гения…
Лариса при виде этого ажиотажа недоуменно пожала плечами и повернулась к Вилене:
– Позвольте представить вам моего друга Владимира Михайловича, он – известный реставратор и хотел бы взглянуть на картину «Стрелок рассвета», чтобы определить, можно ли убрать те детали, которые пририсовал на холсте неизвестный…
– Вандал! – закончила за нее Вилена и повернулась к Владимиру Михайловичу: – Я не могу принять решение о реставрации без Василия Дмитриевича, но показать вам картину – пожалуйста!
Она провела их по знакомому коридору в выставочный зал, прошла через него, не задерживаясь, к двери, ведущей в запасник, открыла ее и подвела Владимира Михайловича к шкафу, где хранилась картина Масальского.
– Я оставлю вас на какое-то время, – проговорила она, – конечно, это непорядок, но мне нужно убедиться, что у Андрея Геннадьевича есть все, что нужно для лекции.
Она вышла из помещения.
Владимир Михайлович встал перед картиной и стал внимательно осматривать ее. Лариса стояла рядом, стараясь ему не мешать.
Так в полном молчании прошло около получаса.
Наконец Владимир Михайлович нарушил тишину:
– Нет, у меня нет никаких идей… все именно так, как на вашей фотографии. Понятия не имею, что имел в виду неизвестный художник, пририсовавший часы и розу румбов. Мы только зря побеспокоили вашу знакомую.
– Это не страшно! – отмахнулась Лариса. – Ладно, нет так нет, не будем зря терять время.
Она вышла из запасника в музейный зал и придержала дверь, пропуская Владимира Михайловича.
– А здесь что? – проговорил он, оглядываясь.
– Здесь личные вещи Масальского, книги из его библиотеки… – повторила Лариса то, что прошлый раз услышала от Вилены.
– Книги из его библиотеки? – заинтересовался Владимир Михайлович, подходя к большому книжному шкафу темного дерева. – Хорошие книги… говорят, бумажная книга доживает свой век, вытесняемая электронными носителями информации, а мне как-то не хочется в это верить… так приятно взять в руки настоящую книгу в хорошем переплете, с замечательными иллюстрациями…
Он протянул руку к полке – и вдруг отдернул ее, как будто обжегся:
– Что это?
Лариса подошла к шкафу, чтобы посмотреть, что его так заинтересовало.
На полке, перед которой замер Владимир Михайлович, стоял большой том в кожаном переплете с золотым тиснением. На корешке было написано имя автора и название книги:
«Максимилиан Волошин. Северо-восток».
– «Северо-Восток»! – прочитала Лариса завороженно. – Именно то, что было зашифровано в картине! Может быть, неизвестный художник направлял нас к этой книге?
Лариса с трудом вытащила книгу с полки, раскрыла первую страницу.
«Максимилиан Волошин. Северо-Восток. Иллюстрации Ореста Масальского».
Она начала перелистывать страницы. Строки стихов чередовались выразительными черно-белыми гравюрами.
Солдаты в простреленных, прожженных шинелях… матросы, перепоясанные пулеметными лентами, с дикими, обугленными войной лицами… голодные, нищие, изуродованные люди – страшные картины Гражданской войны…
Лариса перелистала с десяток страниц. Дальше листать не получилось – остальные страницы в книге были склеены.
– Здесь что-то не так! – Лариса повернулась к Владимиру Михайловичу. – Какой-то брак…
– Нет, это не брак! – Реставратор, который заинтересованно следил за ней, достал из кармана складной нож с многочисленными лезвиями, открыл одно из этих лезвий и осторожно разделил склеенные страницы, стараясь не повредить их.
Он отделил первые страницы из склеенного блока, перевернул их.
Следующие страницы по-прежнему были склеены, но расклеивать их не было нужды: большая их часть была аккуратно вырезана, так что книга представляла собой коробку с тайником внутри. В этом тайнике лежал конверт из плотной желтоватой бумаги, на котором быстрым почерком с сильным наклоном было написано единственное слово.
Имя.
Лариса.
– Это предназначено вам, – проговорил Владимир Михайлович, протягивая конверт своей спутнице.
– Вы думаете? – неуверенно переспросила девушка. – Может быть, это просто совпадение?
– Никакое это не совпадение!
И Лариса вспомнила свои повторяющиеся сны, вспомнила девочку в старомодном платье, девочку, удивительно похожую на нее, – и согласилась с ним. Это не может быть совпадением.
В это время за дверью комнаты послышались приближающиеся шаги и голоса.
Владимир Михайлович быстро захлопнул книгу и поставил ее на прежнее место. Лариса сунула конверт в сумку.
Едва они скрыли следы своего самодеятельного расследования, как дверь комнаты распахнулась и в нее вошел невысокий мужчина средних лет с густыми, сросшимися на переносице бровями. Он с кем-то разговаривал, точнее – кого-то отчитывал и поэтому не сразу заметил Ларису и ее спутника.
– Что это за самоуправство? Кем вы себя возомнили? С чего вы решили, что можете распоряжаться музейными экспонатами?
– Но Василий Дмитриевич, – оправдывалась Вилена Кардашова, которая вошла следом за суровым мужчиной и которая была объектом его гневной отповеди. – Но Василий Дмитриевич, картина находится у нас на хранении, и если какой-то вандал ее испортил, мы должны сделать все, что можем…
– Я сам буду решать, что мы должны и чего не должны! – прервал он ее и тут заметил посетителей: – А вы кто такие? А вы что здесь делаете?
– Это племянница Елены Ивановны, а с ней реставратор, который любезно согласился…
– То есть посторонние! Елена Ивановна у нас уже больше не работает, а если бы и работала…
– Она бы сразу отсюда ушла! – перебила его Лариса и решительно направилась к двери.
Через полчаса Лариса снова сидела в мастерской Владимира Михайловича. Конечно, она могла бы поехать к себе домой (какое восхитительное словосочетание! Как здорово иметь свой дом!), но поняла по лицу реставратора, что он очень хотел бы узнать, что находится в конверте, и не смогла обмануть его ожидания.
И вот теперь, робея и волнуясь, она вскрыла конверт и вытряхнула на стол его содержимое.
Там оказалось несколько листков плотного желтоватого пергамента, исписанных выцветшими фиолетовыми чернилами, и еще один листок обычной бумаги, на котором была записка, написанная обычной шариковой ручкой, тем же наклонным почерком, как имя на конверте.
С этой записки и начала Лариса.
«Раз ты читаешь это письмо – значит, меня уже нет на свете, а ты не обманула мои ожидания и смогла прочесть адресованное тебе послание. Жаль, что мы с тобой не успели познакомиться.
