На бумаге все планы выглядят хорошо, но на практике их претворение всегда сопряжено с трудностями. Сосредоточение Ударной группы шло не так, как того хотелось командующему Южной группой армий. Перегруппировка войск проводилась в сложных условиях разрухи железнодорожного транспорта. Между тем в район Бузулук, Сорочинская на расстояние от 250 до 500 км в сжатые сроки предстояло перебросить 16 полков пехоты и два полка конницы, свыше 15 артиллерийских батарей по железной дороге, а также своим ходом. График переброски был довольно жестким, но из-за перебоев в работе железнодорожного транспорта и весенней распутицы он не всегда соблюдался. Переброска 31-й стрелковой дивизии задерживалась. Не успевали в установленный срок и части 25-й стрелковой дивизии. Одновременно с этим войскам 1-й армии приходилось, непрерывно отражая атаки противника, отходить своим правым флангом к реке Салмыш, а левым (24-й стрелковой дивизией) — в район Михайловского.
Это вынудило Фрунзе внести изменения в первоначальный план.
«Ввиду выяснившейся невозможности рассчитывать на сосредоточение в районе Бузулука частей 24-й дивизии для одновременных действий в составе ударной группы с 25-й и 31-й дивизиями, — отмечалось в приказе Михаила Васильевича от 13 апреля, — начальствование ударной группы в составе 25-й и 31-й дивизий возлагается не на командарма первой, а на командарма Туркестанской, коему из Оренбурга перейти в Бузу лук с головной бригадой 31-й дивизии. Командарму 1-й продолжать сосредоточение ударной группы из состава частей армии в районе Михайловское (Шарлык) для удара во фланг и тыл бугурусланской группе противника одновременно с Бузулукской ударной группой. Задача по обеспечению Оренбурга вместо командарма Туркестанской возлагается на командарма 1-й, в подчинение коему поступают 1-я кавалерийская бригада 3-й кавалерийской дивизии, 224-й стрелковый полк и местные части, составляющие гарнизон Оренбурга, и вооружаемые там рабочие. Командарму Туркестанской принять самые решительные меры к самой спешной перевозке частей армии в район Бузулука, к северу от коего сосредоточить обе дивизии ударной группы.
[166]
Оставим на время Южную группу армий и посмотрим, что делалось в стане противника. Адмирал А. В. Колчак, довольный успешным развитием наступления против войск Восточного фронта, решил продолжить его при сложившейся группировке сил без оперативной паузы.
«…Противник на всем фронте разбит, деморализован и отступает, — говорилось в директиве Колчака от 12 апреля. — Генерал Деникин начал теснить красных в Донецком каменноугольном бассейне. Генерал Юденич теснит большевиков на псковском и нарвском направлениях. Верховный правитель и верховный главнокомандующий повелел: действующим армиям уничтожить красных, оперирующих к востоку от pp. Вятки и Волги, отрезав их от мостов через эти реки.
На Сибирскую армию возлагалась задача — преследуя войска Восточного фронта, прижать их к реке Вятке, отрезать от мостов и выйти на рубеж Котельнич, Казань. Западной армии предстояло отбросить войска Восточного фронта от Волги на юг, в степи, продвинуться правым флангом к переправам через Волгу у Симбирска и Сызрани и соединиться с уральскими казаками. Сибирской и Западной армиям предписывалось организовать заблаговременный захват мостов через Волгу у Казани, Симбирска и Сызрани. Оренбургская армия должна была овладеть районом Оренбург, Илецк, Актюбинск. Флотилии предстояло захватить устье реки Камы, а 2-му Степному корпусу — продолжать выполнять ранее поставленную задачу.
Таким образом, частная наступательная операция, предпринятая вначале с ограниченной целью, постепенно перерастала в общее наступление стратегического значения, так как с подходом к Волге войска адмирала Колчака выходили на московское стратегическое направление. Вместе с тем Александр Васильевич, уверенный в скорой победе, слишком переоценивал свои силы и возможности. Он отказался от оперативной паузы и не предоставил, таким образом, армиям времени на подготовку к новой операции. Предстоящее наступление адмирал рассматривал как преследование уже полностью разбитых красных войск. В директиве не было даже определено направление главного удара, так как считалось возможным достижение Волжского стратегического рубежа каждой армией в полосе ее действий без четкого взаимодействия между ними. Войскам были поставлены явно непосильные задачи. Адмирал не учел, что они оторваны от тылов, несут большие потери. Он также не принял во внимание и то, что сопротивление войск Восточного фронта с каждым днем возрастало.
Развивая достигнутый успех, войска адмирала Колчака продолжали наступление в общем направлении на Среднюю Волгу, на участок Симбирск — Самара. После упорных боев 15 апреля они захватили Бугуруслан, и вышли к реке Большой Кинель.
Войска Восточного фронта, несмотря на ожесточенное сопротивление, вынуждены были уступать противнику одну позицию за другой. В сложившейся обстановке был дорог каждый батальон и полк. Поэтому М. В. Фрунзе, обеспокоенный медленным сосредоточением Ударной группы, в том числе и частей 25-й стрелковой дивизии, направил 16 апреля В. И. Чапаеву телеграмму № 01047, в которой отмечал, что «промедление в передвижении 219 полка из Сорочинской считаю преступным. Такое короткое расстояние полк мог свободно перейти пешим порядком». Полк, входивший в состав 73-й бригады 25-й стрелковой дивизии, должен был сосредоточиться севернее Бузулука и к 18 апреля занять села Бабинцевка и Чибриновка. Однако бездорожье задержало сосредоточение полка. В этой связи Фурманов докладывал 16 апреля Фрунзе: «Чапаев получил телеграмму № 01047. Взволнован и его с трудом удалось удержать от опрометчивого решения. Свидетельствую, что он работает честно и в высшей степени напряженно. Посылали разведку из Сорочинского, окончательно убедившую нас, что бездорожье, вздувшиеся речки без мостов лишь могут погубить бригаду. Первоначальный план переброски 73-й бригады был тот же, что дали вы, и только неизбежность заставила его изменить».
[167] О каком же опрометчивом шаге Чапаева говорилось в донесении Фурманова? Дело в том, что накануне между начдивом и комиссаром произошел спор по вопросам стратегии, красочно описанный в романе «Чапаев». Когда комиссар сказал, что Чапаев плохой стратег, тот ответил:
«— Я армию возьму и с армией справлюсь.
— Ас фронтом? — подшутил Федор.
— И с фронтом… а што ты думал?
— Да, может быть, и главкомом бы не прочь?
— А то нет, не справлюсь, думаешь? Осмотрюсь, обвыкну — и справлюсь. Я все сделаю, што захочу, понял?
— Чего тут не понять.
У Федора уже не было того нехорошего чувства, с которым начал он разговор, не было даже и той насмешливости, с которою ставил он вопросы; эта уверенность Чапаева в безграничных своих способностях изумила его совершенно серьезно…
— Что ты веришь в силы свои, это хорошо, — сказал он Чапаеву. — Без веры этой ничего не выйдет. Только не задираешься ли ты, Василий Иваныч? Не пустое ли тут у тебя бахвальство? Меры ведь ты не знаешь словам своим, вот беда!
