На следующий день по приезду со всем русским радушием Айседору и Ирму принимают у себя Луначарский и начальник Всеобуча Подвойский
[264]. Радость от встречи есть, а денег на школу пока нет. Но Дункан не удивишь бедностью, видала она нищету, голодала, зато здесь ее любят и будут помогать, пусть чуть позже, но все же будут. «Я бежала из Европы от искусства, тесно связанного с коммерцией», – сообщает она своим новым «товарищам», после чего смело отправляется на поиск подходящего здания для школы.
Правда, на этот раз все гораздо сложнее: с точки зрения Европы, Советская Россия – ад; ад, в который легко попасть, да трудно выбраться, и если Дункан пожелает спуститься туда, вполне возможно, что после ни один импресарио не согласиться работать с ней. А если и найдется такой безумец, зрители откажутся посещать выступления красной Дункан. Эмигранты рассказывают в красках обо всех ужасах, через которые им довелось пройти. Но Айседору уже не остановить – революционная Россия представляется ей царством Будды и Христа – миром равенства, братства и любви.
На этот раз Россия встречает Айседору праздничной демонстрацией с красными знаменами, музыкой, криками «Ура». Не в ее честь, во славу революции. Но это и не важно: за то время, которое понадобилось для того, чтобы добраться от вокзала до гостиницы, машина, везущая Айседору и Ирму, несколько раз останавливалась, пропуская толпы поющих, радостно выкрикивающих что-то, даже пляшущих на улицах людей. Было такое ощущение, что теперь тут всегда будет слышно веселое пение, хмельное гуляние, невероятная, невозможная радость…
А потом встреча с Луначарским, его попытки обратиться к Айседоре «мисс Дункан», «мадмуазель»…
«Товарищ Дункан, – помогает она, смутившемуся ее реакцией Анатолию Васильевичу, – теперь только так».
Помещение для школы скоро находится – это дворец Балашова на Пречистенке. Золоченая мебель, оранжерея с пальмами. В спальне Айседоры широкая роскошная кровать под балдахином, напротив которой картина неизвестного художника – три ангела со скрипками. Один поразительно похож на Сергея Есенина. Но его Айседора пока еще не знает, а следовательно, не может обнаружить и сходства. Время от времени она кидает на картину печальные взгляды, ангел поразительно похож на ее погибшего сына Патрика.
Вокруг все очень красиво, роскошно, хотя Дункан мечтала, что ее школа будет оформлена в новом, революционном стиле. Но да дареному коню в зубы не смотрят, и кто его знает, как пойдут дела, может быть, советское правительство пожелает пригласить для работы Крэга, и тогда он, по старой дружбе, поможет Айседоре привести в порядок этот дворец из тысячи и одной ночи. А пока придется пожить в старомодной роскоши.
На первых порах советское правительство с горем пополам обеспечило учащихся одноразовым питанием (завтрак), на свои собственные средства Айседора организовала обеды, и тут же в Россию приехала ее подруга Мэри Дести
[265], которая договаривается с правительством Америки о финансировании ужинов для маленьких танцовщиков.
Дворец почти не отапливался, репетировать в промозглом помещение – риск погубить себя и детей. Но большевикам проще приносить на Пречистенку ящики водки, нежели обеспечить школу дровами. «Айседора приехала в Россию без достаточно теплой одежды, – пишет в своей книги Мэри Дерси, – и когда начались жестокие морозы, нарком пригласил ее выбрать себе из многих тысяч меховых шуб, собранных у всех аристократов, несколько подходящих. Она выбрала очень простую беличью шубку, потому что не могла заставить себя дотронуться до прелестных соболей, горностаев и других ценных вещей, принадлежавших, возможно, царице или другим дворянам, многие из которых были когда-то ее друзьями. Да кроме того, она приехала в Россию не обогащаться, а отдавать». Сколько потеряла в России Кшесинская, другие известные балерины, вынужденные так же, как и она, покидать Родину. Быть может, среди щедро предложенных Дункан шуб висели и ее соболя? А ведь Матильда и Айседора сразу понравились друг другу. Не случись революции – могли бы стать подругами.
Дункан посещает театры, художественные выставки, чтения стихов современных революционных поэтов, пытаясь проникнуться новыми веяниями, прочувствовать сложившийся стиль, проникнуть в тайны футуризма, кубизма, имаженизма, динамизма, беспредметного экспрессионизма, супрематизма и других каких-то …измов, всех и не упомнишь.
Все это необходимо в ее работе. В планах создать танцы Красного знамени, гимн Третьего Интернационала, а также песни пионеров и комсомольцев. Поработав с учениками, Айседора мчится на очередную вечеринку к новым друзьям, туда, где угощают русской водкой и ведут долгие разговоры о революционном искусстве. Слушает стихи, не понимая ни одного слова, но четко улавливая ритм и настроение. Время от времени ее переводчик и друг Илья Ильич Шнейдер
[266] склоняется к уху Айседоры, объясняя ей смысл стихотворения, чаще она молча отмахивается от его помощи, к чему? Если стихи не являются музыкой, для чего ей знать, о чем они?
В прежние приезды в царскую Россию Дункан и в голову не приходило учить русский, зачем? Станиславский, Павлова, Кшесинская, да и вообще все, с кем она встречалась, могли поддержать беседу как на английском, так и на французском или немецком. Теперь все изменилось, и она, дабы не остаться «без языка» вообще, вынуждена просить Илью перебраться в ее дворец, где переводчику предоставляется пара уютных комнат.
Однажды шел Илья Шнейдер по улице, из Художественного театра возвращался, где у него сколько лет уже отец, тоже Илья Ильич Шнейдер, костюмы исторические для артистов шил. Шел, шел, о чем-то своем думал, когда неожиданно дорогу ему заступил театральный художник Георгий Якулов, работающий в то время в московском Камерном театре.
«У меня в студии сегодня небольшой вечер, – сказал Якулов, – приезжайте обязательно. И, если возможно, привезите Дункан. Было бы любопытно ввести ее в круг московских художников и поэтов»
[267].
Обычное, на первый взгляд, ничего не значащее приглашение, куда Шнейдера с Айседорой Дункан только не зазывали. Илья пообещал, Айседора согласилась, после спектакля они взяли извозчика и доехали до Большой Садовой, где у Якулова размещалась студия. И где, если верить Михаилу Булгакову, в скором времени обнаружится «нехорошая квартира», в которой Воланд будет встречаться с Маргаритой. Во всяком случае, в этом самом доме по Большой Садовой, 10 или Большая Садовая, 302-бис (это уж как кому больше нравится) в 1921–1924 годах проживал сам автор бессмертного романа «Мастер и Маргарита». А уж кто-кто, а он прекрасно разбирался в странных домах и роковых встречах.
