Я встряхнул головой, наваждение рассеялось, а Варя как-то странно посмотрела на меня, приоткрыв свои сочные губки в ехидной улыбке. Знает ведь, негодяйка, как воздействует на мужчин! Точно знает! И я не исключение! М-да…
Мы остановились возле витрины небольшого кафе, вышли, Варя кликнула сигнализацией. Машина моргнула, и Варя победно улыбнулась. Ей явно нравилось, что у нее есть новая машина, что она может вот так, демонстративно покликать сигнализацией, ловя завистливые взгляды девушек, проходивших в это время мимо нас.
Новая машина, красивый парень – о чем еще может мечтать современная девушка?
О свободе, наверное. О свободе – от всего. И главное, от постылой опеки строгого отца. Потому и уехала так далеко от дома, потому и пошла наперекор ему в художественное училище, а не в любое другое заведение. Просто потому, что это ее воля, не его!
Ну что же… конфликт отцов и детей был и будет всегда. Интересно, у меня был бы конфликт с моим отцом, если бы я, как все, жил в своей настоящей семье?
Были ли у меня конфликты с Петровичем? Если только один раз, тогда, когда я поссорился с ним после нападения на мать. Рабочие моменты – окрики и даже ругань – не в счет. Он же не со зла, и мы все это понимали. Он бы за нас всех порвал! Как медведица за медвежат!
Ох, Петрович, Петрович… кто-то ответит за твою смерть, точно! И я уже примерно знаю – кто именно.
Мы сидели в кафе, ели какие-то салатики, котлетки, пили кофе с пирожными. Выбирала Варя, и надо сказать, она хорошо разбиралась в том, что заказывала. Цены, как я посмотрел, были довольно высокими – это кооперативное кафе, не государственное. Даже бутылка пива стоила вместо сорока копеек рубль с лишним.
Впрочем, мне было на это плевать. Раздувшийся от денег портфель лежал рядом со мной, и я бы, наверное, мог сейчас купить все это кафе вместе с его содержимым, не то что какое-то там пиво!
Само собой, пива я не пил. Варя тоже. Она была за рулем, а я не любил и не употреблял спиртное – по известным причинам.
Мы болтали обо всем и ни о чем. Варя рассказывала, как учится, что хочет открыть свою галерею, но только вот папа не одобряет эту идею, считает, что ничего у нее не выйдет. Что ей надоело быть у него под пятой, и только здесь, далеко от него, она может чувствовать себя свободной, живет, дышит полной грудью.
И чтобы я не думал, что она такая из себя шлюха – ну да, встретилась пару раз с Колей, да, переспала с ним, ну и что такого? Она взрослая женщина, у нее свои потребности, ведь мужчины-то себе не отказывают в удовольствии знакомиться с женщинами и завлекать их в постель?! А почему такая несправедливость к женщинам?!
Я кивал, поддакивал, слушал эту лабудень и думал о своем. О том, что мне еще предстоит сделать, когда вернусь домой. О том, как там живет мама. О том, как живет Белокопытов и что делает. И что собирается делать.
И еще – о том, зачем я здесь. Нет, не за столиком – вообще здесь, в этом мире. Ведь должна быть какая-то важная причина, чтобы уродился такой, как я, мутант, холодный убийца, способный на многое, очень на многое. Даже слишком на многое.
А потом мы с Варей поехали домой. Было уже темно, в декабре вообще рано темнеет, а когда небо затянуто снеговыми тучами, из которых летят крупные снежные хлопья, кажется, что мир весь сомкнулся, сжался до размеров круга света, отбрасываемого тусклым фонарем, торчащим над подъездом.
Удивительно, что фонарь до сих пор жив – он ведь мешает обжиматься, выпивать и вообще делать все то, что нельзя, или хотя бы нежелательно делать на свету. Потому такие фонари обычно изничтожаются особо продвинутой молодежью, которая уже начала входить во вкус «порхвейна» и водки-паленки, массово начавшей изготовляться в подпольных цехах. Видимо, просто руки у них не дошли. Всему свое время.
Конечно, нас ждали. Пятеро. Крепкие ребята, и во главе, как и следовало ожидать – Тварь. Мне было предложено отдать портфель, и я не удивился тому обстоятельству, что они знали – в портфеле деньги. Я отдал портфель – ведь при этом один из нападавших держал у шеи Вари нож-выкидник.
А потом, когда парни расслабились, легко вырубил всех, немного повозившись только лишь с Тварью. Он оказался очень шустрым парнем, хотя и не дотягивал до уровня Альфы.
Варя все то время, пока я расправлялся с негодяями, стояла у стены, прижавшись к ней спиной, и смотрела, как падают срубленные мной супостаты. А когда все закончилось, торопливо отперла дверь и шмыгнула в нее, махнув мне рукой.
Но я не спешил. Приказал ей оставаться внутри и занялся Тварью, погрузившись в его мозг.
Мне хватило пяти минут. И когда закончил, Тварь стал моим послушным орудием, как и директор кооператива «Гигант».
Было в этом все-таки что-то неприятное. На мой взгляд, убить человека честнее, чем промыть ему мозги и заставить делать то, что тебе нужно. Ну да, ты оставляешь его жить, да, он снова двигается, ест, пьет, размножается, но остается ли при этом тем человеком, которым был? Что остается от личности, которую ты перекраиваешь по своему разумению?
Раб. Вот как можно назвать человека с перекроенным сознанием.
Но у меня есть оправдание. Перекроить я могу сознание только у Беса. И этот Бес уже управляет человеком, как управлял им до моего вмешательства. Так разве я перекраивал сознание человека? Я касался только исключительно Беса и не трогал мозг Носителя!
И что с того, что Бес уже стал частью его сознания, разве я в этом виноват?
Альфы – надсмотрщики над Бесами. Отцы и матери Бесов. И мы имеем право направлять их по тому пути, по которому нам нужно. Если сможем, конечно.
Я – могу.
Захлопнув могучую деревянную дверь, заперев ее на замок, устало снял с себя куртку, испорченную небольшим порезом в подмышке (Пропустил мимо себя удар ножа, но забыл про куртку. Слишком близко к телу), сбросил ботинки, но не успел пройти в комнату.
И когда она успела раздеться? В одних лишь узеньких кружевных трусиках Варя выглядела еще соблазнительнее, чем одетая и чем даже тогда, когда была в узком купальнике-бикини. Стройная, прекрасная, как мечта!
Варя шагнула вперед, впилась в мои губы долгим поцелуем, от которого перехватило дыхание, а потом сползла вниз, встав на колени, на коврик прямо перед дверью, начала расстегивать мне штаны. Я вяло сопротивлялся – мне было немного стыдно… Хоть бы в душ сходить… Все-таки вспотел, и все такое прочее…
Но было уже поздно. Она впилась в меня как пиявка, работая головой со скоростью отбойного молотка, и мне точно стало не до посторонних мыслей.
И Юля, и «сестренки» – все «тихо курили в стороне», они не шли ни в какое сравнение с этой одержимой, помешанной на сексе «суккубой». Правильно сказал ее отец – «она высосет тебя досуха и отбросит в сторону как ненужную тряпку!»
Ну… досуха или не досуха, но с первого раза она меня так и не высосала. И мы перешли в спальню.
