Я не знал, что «тогда», но знал, что после того, как заработаю нормальных денег, все будет хорошо. И что заработаю – знал наверняка.
Уже когда возился у двери, надевая кроссовки, вышла мама. Оглядела меня с ног до головы, помотала головой:
– Неужели на тренировку собрался? Так поздно? Время-то видал сколько?
– Мам, я сегодня задержусь… ночью приеду. – Я не смотрел матери в глаза, занятый зашнуровыванием кроссовок, но мне казалось, что она видит меня насквозь и сейчас же разоблачит. И чтобы выбить оружие из рук, тут же добавил: – Хочу попробовать спарринг с ребятами. Засиделся, хочу себя проверить! Так что не переживай, все будет в порядке.
Мама ничего не сказала, только молча, пристально смотрела мне вслед, когда я выходил. А потом я почувствовал ее взгляд, когда был уже на улице. Она стояла у окна, наверное, думала, что я ее не вижу. Темная фигура, с накинутым на плечи старым оренбургским платком.
Мама почему-то всегда мерзла, всегда укутывалась – даже в жару. Говорила, что за ней гоняются сквозняки, чтобы загнать ее в могилу. Смешно – летом, какие сквозняки? Разве летний вечерний ветерок, пробравшийся через открытое окно, – опасный сквозняк?
Вечный наш повод к спорам. У мамы был пунктик – запирать, закрывать все окна, двери, затыкать все щели – не дай бог, проберется этот ужасный, страшный сквозняк и набросится на нее и на ее драгоценного сына! Которого и оглоблей не перешибешь.
Мне вдруг стало смешно и тепло на душе, я остановился и помахал «невидимой» маме. Она тоже помахала, но так и осталась стоять – как иллюстрация к стихам Есенина.
До места назначения было совсем недалеко – десять минут пешком. Привычная дорога, пройденная десятки, сотни, тысячи раз. Бордюр, побитый острой железякой дворника Исмаила, когда он скалывал лед, канализационный люк с гербом Российской империи, с тех пор еще сохранился. Желто-серая стена здания, тоже с тех времен, стоит до сих пор, выстроена на века. Поговаривали, что в революцию здесь чекисты расстреливали контрреволюционеров, мол, там есть глубокий подвал и в нем теперь стонут души убитых белогвардейцев. Время от времени пацаны договаривались туда сходить, послушать, посмотреть, но все затихало на уровне разговоров. Страшно ведь!
Мне не было страшно. Чушь собачья эти все живые мертвецы! Живые люди гораздо страшнее!
Библиотека с облупившейся вывеской – сколько книг я из нее впитал! Я сам теперь ходячая библиотека…
Старый тополь – здоровенный, умирающий… половина веток сухие. Когда-нибудь он рухнет и прямо на припаркованные под ним машины, но почему-то никто этого не боится. Люди вообще не верят в плохое, по-моему, это свойство как раз присуще только людям и больше никому. Если бы человек предполагал плохой исход дела, разве сунулся бы в какую-то дикую авантюру? Неверие в неуспех – это двигатель прогресса!
Все родное, знакомое, и чужеродный объект здесь только один – здоровенный черный джип, похожий на бегемота, намазанного маслом. Стекла наглухо тонированы, краска блестит, колесные диски сверкают.
Интересно, как они сумели сохранить такую чистоту, если все черные машины, только лишь выехав с мойки, тут же становятся серыми от грязи – свойство темной краски. Слышал, как некогда Петрович ругался по этому поводу. У него был «жигуль», крашенный в темно-синий цвет. Мол, задолбался его оттирать, для такой краски нужен личный водитель, который будет протирать машину в каждую свободную от вождения минуту!
У этой машины явно был свой «оттиратель», и в этом я убедился, когда оказался на заднем сиденье джипа.
– Ты Карпов? – Бритоголовый мужчина приоткрыл заднюю дверь, выглянул из машины: – Присаживайся, нас за тобой прислали, тебя ждут!
Секунду я думал, потом решительно забрался в салон – раз прислали, значит, прислали. Почему-то мне представлялось, что бой будет происходить тут, в зале Дома пионеров. У стены – ряды стульев, и на них важные господа – с сигарами и колой в руке! Смешно, да, но что-то подобное на самом деле и представлял!
– Я должен закрыть тебе глаза, не пугайся… – Мужчина с заднего сиденья аккуратно надел мне на голову плотный полотняный колпак, сквозь который не было видно совсем ничего, но дышать можно совершенно свободно. Воздух проходил снизу, и я даже мог видеть свои бедра, вольготно устроившиеся на бежевой коже «дивана».
Да, чувствовалась роскошь. Даже не чувствовалась, а чуялась! Пахло чем-то неуловимым, тонким, смесью запаха дорогой кожи сидений, пластика, дорогого одеколона, впитавшегося в обшивку, немного – бензином, это уже из приоткрытого на пару сантиметров окна, с улицы. Похоже, что недавно заезжали на заправку и часть пролили на крышку бензобака. Я видел следы пролитого, когда садился в салон.
В машине двое, похожие, как близнецы-братья, оба почти лысые, оба крепкие, оба – лет сорока, с лицами, помятыми жизнью, а скорее всего – руками, плечами и грудью соперников. Такие лица и уши бывают у бывших борцов и боксеров, судя по комплекции – эти были из первой категории.
Вообще-то я никогда не понимал – зачем набирать телохранителей из этого «мяса»? Ну – здоровые, да! Ну – внушают! Только проку-то от них – ноль! Что, снайпера заборют? Или успеют прикрыть своей тушей от стрелка?
Во-первых, ни черта они не будут подставляться вместо хозяина под выстрел – своя шкура дороже.
Во-вторых, пока этот бык сообразит, что пора бы убрать хозяина с линии огня, – того уже превратят в решето!
И в чем тогда смысл? Никакого смысла. Одни «понты галимые», как принято говорить у моих будущих «клиентов».
Вооружены. Стоило мне раз глянуть – сразу понял. А когда вызвал картинку из памяти, сидя уже под колпаком, разглядел подробнее – у водителя под правой подмышкой (левша?), тот, что рядом со мной – у него под левой. Пиджаки бугрятся.
Я читал, что за границей под оружие шьют специальные пиджаки, чтобы не было видно кобуры, но у нас – какие, к черту, спецателье? Если только у гэбэшников…
Ехали около часа, и когда приехали – совсем смеркалось. Я примерно определил – мы где-то за городом. То ли турбаза, то ли какой-то санаторий. Пахнет хвоей, а еще – водой, тиной, видимо с реки или озера тянет холодный ветерок. Ночи уже холодные, скоро осень – я даже слегка вздрогнул от холода.
Один из провожатых заметил, усмехнулся:
– Что, холодно? Ничего, скоро согреешься, аж вспотеешь!
– Меня назад отвезут? – спросил я, оглядываясь по сторонам и пытаясь определить свое местоположение.
– Об этом ничего не знаем, – ответил водитель, выходя из-за джипа. – Нам сказали доставить, мы и доставили. Пошли, пошли – нас ждут!
* * *
Если закрыть глаза, не видеть – все, как на соревнованиях где-нибудь в провинциальном городе. Ходят люди, пахнет табачным дымом (хоть и запрещают курить, но все равно втихую в сортире и бендешках смолят цигарки!), потом где-то далеко голос с нарочито пафосными интонациями объявляет о выходе очередного бойца. Копируют с зарубежа, точно. Раньше все было спокойно, технично, теперь везде такое – деньги, пафос и… больше ничего. Спорт как таковой давно уже не тот, что был раньше.
