Она выпила кофе, с наслаждением потянулась. Рядом лежала тетрадь, карандаши – Костя любил записывать текущие расходы. «Дай-ка я ее нарисую…» – мелькнула шальная мысль. Играя, Елена стремительно набросала черный контур – длиннейшие ноги, изломанная изящная поза фотомодели, брючки-клеш, облегающая блузка, резкие углы стрижки. Рисунок получился утрированным, но очень похожим, словно Елена задалась целью нарисовать карикатуру на свою соседку. Художница сделала еще несколько набросков, и все почему-то получились без лица. Нет, это не карикатура, это эскизы. Так модельеры придумывают одежду на каких-то абстрактных фигурах. А лица и не надо, одни складки и летящие линии…
Улыбаясь, Елена разглядывала свои наброски, думая обо всем сразу и как бы ни о чем: «Игорь, похоже, не особенно жалует свою тещу, раз Лара одна отправилась в гости. Наверное, какая-нибудь особо вредная тетка, которая вечно пилит своего зятя за глаза и в глаза. И Кости нет».
Елена вдруг заскучала, отбросила рисунки подальше, опять потерла виски. У них с Костей в семье царили довольно свободные нравы – они могли спорить, выясняя отношения, но никогда не контролировали друг друга. Это у них считалось дурным тоном, тем более что были, что называется, людьми творческими, богемными, такими, которым жесткие правила мешают жить. Но сейчас вдруг она ощутила двусмысленность, неверность окружающего мира.
«Кости нет, и Лары нет… Ах, какая ерунда! Скорее всего, каждый из них занимается своим делом. Нет, не ерунда. Есть шанс, что они вместе, и ничего особенно невероятного в этом нет». Она могла, конечно, позвонить в редакцию – там всегда кто-то бывал и по воскресеньям, но это так мелко, жалко… Елена не могла опуститься до подобных проверок, она себя уважала. «Почему я решила, что Костя именно с Ларой? Ведь Игорь сказал, что Лара поехала к матери…» Елена опять придвинула к себе тетрадку и рядом с Ларой набросала фигуру Костика, тоже схематичную – расставленные по-военному ноги, мощные бицепсы, стриженая голова. И опять без лица. «Она его стригла – он сам рассказывал. Ну и что?»
Елена знала, кому по-настоящему принадлежит ее сердце, знала, что больна невозможной, обреченной любовью к человеку, который давно ушел из жизни, который не смог бы принадлежать ей в любом случае. Что это, наверное, навсегда. До конца дней жить ей с этой несбывшейся любовью в сердце, преданной ей с упорством самурая.
Но Костика-то она тоже любила! Правда, не в полном значении этого слова, не до самоотречения, не до смерти. Нет, просто она была привязана к нему, скучала, если его долго не было рядом. Она уже вросла в него, как будто переплелась с ним ветвями, и никого другого рядом с собой не представляла (о том, о другом, далеком, речи и не шло, он и так заполнял большую часть ее сердца, все время был рядом с ней), и поэтому подобные сомнения вдруг больно уязвили ее. Черт возьми, ведь, кроме любви, есть еще самолюбие! Какой женщине понравится, что муж на стороне завел интрижку!
«Допустим, у них свидание – у Костика и Лары, – начала рассуждать Елена. – Где они могут его провести? Да где угодно! Хоть в лесу сутки просидеть, благо погода хорошая. Нет, в лесу они не могут так долго оставаться – во-первых, комары, во-вторых, Лара цивилизованный человек, ей нужна горячая вода, чистое белье, что-то я не наблюдала у нее тяги к походному романтизму… Нет, лес – это глупо, они не первобытные люди. А где тогда? Господи, да где угодно – у каких-нибудь знакомых, обремененных излишками жилплощади, в гостинице, на чьей-нибудь даче, даже на нашей могут быть…»
Мысль о даче, о Костиной даче (ведь она изначально Костина, а не ее), показалась Елене очень привлекательной. Там все условия для романтического свидания – достаточно близко, удобно, красиво, можно захватить с собой шампанское с ананасами, и там, в пенатах предков… Кроме того, ведь она сама, прощаясь с мужем, сказала ему, что целый день будет работать дома. Елена вдруг расхохоталась вслух, осознав, какой ерундой занимается сейчас.
– Этого не может быть! – с интонациями главной героини фильма «Раба любви» произнесла она, глядя на себя в зеркало.
Лара не могла быть у них на даче – еще свежи воспоминания о том, как она удирала с нее тогда, после апрельского пикника, как стонала, что терпеть не может ночевать в чужом месте! Елена опять засела у себя в мастерской и еще целый час возилась с рисунком. Пусть Федор Максимович разгадывает эту загадку, если ему совсем делать нечего.
– Нет, зря я о нем так, – осудила она себя опять вслух. – Он очень милый человек. И что он скажет, когда увидит этот рисунок?
За окном вовсю сияло солнце, но часы показывали вечер.
Елена вдруг решительно оделась, взяла ключи от машины и выскочила из дома. «Я просто прогуляюсь, – строго сказала она самой себе. – Мне надо проветриться, я целый день работала».
Она села в машину (недавно отрегулированный двигатель завелся с пол-оборота, не машина – зверь!) и выехала на дорогу. Елена ехала быстро, уверенно, впереди никто не маячил, зато по встречной полосе автомобили сплошным потоком двигались в город – воскресный день кончался. Елена была уверена, что никого не встретит на даче, что просто едет туда отдохнуть. Так, посидит минут десять на веранде, проверит, все ли там в порядке, да и обратно.
Через полчаса быстрой езды она свернула на проселочную дорогу и, трясясь на кочках и ухабах, окончательно успокоилась. Здесь, на природе, было так красиво, что дурные мысли сами улетели прочь. Только из какого-то упрямства она остановилась метрах в двадцати от дома, придержала дверцу «жигуленка», захлопывая ее. Не особенно скрываясь, она подошла к сплошному высокому забору, потрогала доски – одна легко отошла – и просочилась сквозь щель во двор. Ключа от калитки у нее не было.
Кусты смородины обступили ее – Елена барахталась, раздвигая ветки руками, и вдруг в образовавшемся просвете увидела, что в окнах дома горит свет.
– Предчувствие меня не обмануло… – мрачно пробормотала она. – На даче кто-то есть.
Тысяча мыслей завертелись у нее в голове – что в дом забрались чужие люди, что Костик со своим приятелем Редниковым специально приехали сюда, чтобы на свободе предаться неумеренным возлияниям, что… Только одну, самую первую мысль она продолжала от себя гнать, хотя та неотступно преследовала ее. Все, что угодно, только не это. Что угодно… потому что Елена даже не знала, что ей в такой ситуации делать.
Скрываясь за кустами, она подобралась к окну, заглянула в него. Сквозь слой пыли были видны два силуэта за столом. На столе ярко горела свеча, освещая бутылку шампанского, в ее свете искрились наполненные бокалы, лежал на боку шишковатый ананас. «С ума сойти!» – завороженно прошептала Елена, пытаясь разглядеть людей, сидевших за столом.
Чей-то огромный, массивный силуэт, короткая стрижка, руки героя боевиков… А рядом еще чей-то – извивистый, тонкий, угловатый контур… Они сидели к ней спиной. Вполоборота. Сначала Елена ничего не могла понять. Она словно всматривалась в свой набросок на тетрадном листе, который нарисовала днем, хотя узнать можно было с одного взгляда. Костя и Лара.
Елена ахнула и присела на корточки, боясь, что сидящие за столом заметят ее, прижала к груди исцарапанные кустарником руки. «Как все просто, банально, предсказуемо… Даже ананас с шампанским! Впрочем, кому, как не мне, знать Костиковы вкусы».
