– Чему ты улыбаешься?
– Это не твой запах, – сказала она.
– А чей? О чем ты? – переполошился он.
– Запах твоего одеколона слишком сладкий, острый. Он скорее для изнеженного юноши, светловолосого, астенического телосложения, – задумчиво ответила она. – Ой, я все забываюсь, у меня профессиональная привычка – люблю давать советы.
– Понял, – обрадовался Костик, потирая себе щеки. – Одеколон мне Елена подарила. У нее совершенно нет вкуса! – радостно сообщил он.
– Разве можно так о собственной жене, да еще художнице к тому же, – укоризненно покачала головой Лара. – Какое-то эстетическое чувство у нее непременно должно быть! Чему же их в институтах учат?
– Лицемерка! – восторженно воскликнул Костик и, исхитрившись, чмокнул Ларе ручку. – Милая лицемерка! А какой же мой запах?
Лара сделала вид, что ничего не произошло, и ответила:
– Хвоя или кожа… Что-то такое простое, даже грубоватое, но надежное…
Солнце пробивалось сквозь молодую листву, щекотало Ларе щеки. Ее туфельки на высоких шпильках проседали в рыхлой земле, сверху сыпалась с деревьев пыльца, но она вдруг перестала обращать на эти мелочи внимание. Неожиданно ей стало легко и спокойно, она вздохнула.
– Ты не устала? – встревожился Костик.
– Немного. Но это пустяки… – рассеянно ответила она. – Куда мы идем?
– Там, за поворотом, открывается очень красивый вид – река, цветочки и все такое… Правда, рядом пустырь со строительным мусором, но на пустырь можно не смотреть.
– Кажется, я здесь еще не ходила, – сказала Лара, оглядываясь по сторонам. – Все как-то некогда обследовать окрестности. Костя, вы с Еленой не думали о ребенке?
– О чем? – изумился тот.
– Ну, что неплохо завести беби и все такое, как ты выражаешься…
– Не представляю свою благоверную в роли матери! – вдруг захохотал Костя, но не грубо, а даже как-то испуганно. – Нет, это не для нее. Я думаю, ей было бы лень заниматься всем этим. Пеленки, ползунки… Почему ты спрашиваешь?
– Так, просто…
– Осторожно – здесь открытый колодец!
– Безобразие, – недовольно пробормотала Лара, обходя провал. – И куда только городские службы смотрят!
– Ларочка, здесь уже не город, здесь пустыня. Если мы свалимся в колодец, вернее, в этот канализационный люк, нас никто никогда не найдет. Решат, что пропали без вести.
– Или сбежали куда-нибудь вместе. За границу, например.
– Или на необитаемый остров.
За поворотом открылся действительно красивый вид – берег плавно спускался к реке, буйно цвели одуванчики, на противоположной стороне медленно покачивались камыши. Здесь было совсем безлюдно и очень тихо, лишь глухо простучала вдалеке электричка, невидимая за стеной леса, да хрипло вскрикнула серая чайка, проносясь над зеленовато-бурой водой.
– Передохнем? – Костик указал на поваленное грозой дерево, которое страшно скалилось застрявшими в земле корнями. Не дожидаясь ответа, он тут же перешагнул ствол и уселся. Лара ходила рядом, с сомнением поглядывая на свои шпильки, застревавшие в высокой траве, трогала пальчиком шероховатую кору, а потом пристально разглядывала этот пальчик.
– Немного пыльно… – растерянно сказала она. – Если бы постелить что-нибудь. У меня брюки замшевые, а к замше все так пристает…
Вместо ответа Костя потянул ее за руку и почти силой усадил к себе на колени.
– Проще надо быть, – нравоучительно произнес он. – Ты очень цельный человек, но все время цепляешься за какие-то мелочи. Будь собой, пожалуйста…
Последние его слова прозвучали мольбой, и Лара, хотевшая было по привычке возмутиться таким бесцеремонным обращением, вдруг смирилась, не стала делать никаких попыток вырваться из плена Костиных рук. С ним было так спокойно, легко и надежно, почти во всем, сказанном им недавно, было столько правды, что она почувствовала даже удовольствие. Об Игоре она сейчас не думала. Лара вздохнула, опустила голову на широкое плечо, которое оказалось так близко, потом руки ее сами собой обвились вокруг шеи Кости, она прижалась к нему всем телом и ощутила, как быстро и сильно бьется его сердце…
«Что я делаю? – как-то отрешенно подумала Лара, когда, не открывая глаз, почувствовала на своих губах его губы. – Кажется, я точно сошла с ума…»
Но остановиться она уже не могла, да и не хотела. Ее словно засасывал темный водоворот, она вцепилась в Костика мертвой хваткой, слилась с ним в таком страстном, таком неистовом поцелуе, что он застонал невольно. Лара приоткрыла глаза и увидела, как удивленно и покорно глядит на нее Костя, а на щеке у него дрожит слезинка. Они целовались очень долго и как-то судорожно, словно от их поцелуев зависела их жизнь. Особенно умилила Лару эта его слезинка, которая говорила сама за себя, говорила больше самых красивых слов. Кажется, она окончательно убедилась в том, что Костя действительно любит ее. На миг она оторвалась от его губ и провела языком по его щеке, поймав соленую капельку.
Майское солнце палило немилосердно, но Ларе, сидевшей на открытом пригорке, казалось, что она тает от поцелуев, а не от солнечных лучей. Пахло травой, от реки тянуло терпким запахом тины, стук колес электрички будто превратился в стук ее сердца, синее небо стремительно кружилось над головой.
– Я умираю, – жалобно сказала Лара. Костя на миг ослабил объятия, но ей вдруг стало еще хуже. Она уже не могла не ощущать рядом тепло его большого сильного тела, ей хотелось раствориться в нем. – Нет, только не уходи…
– Я тебя обожаю, – едва слышно прошептал Костя. – Я никуда не уйду!
Счет времени был потерян, долгий майский вечер растянулся в бесконечность, они двое забыли обо всем.
И только когда толпа подростков с гиканьем и свистом пронеслась мимо них к реке, Лара вздрогнула и отодвинулась подальше от Костика.
– Испугалась? – спросил он с улыбкой и нежно погладил ей щеку тыльной стороной ладони.
– Нет. Я ничего не боюсь, а с тобой и подавно…
Это было чистой правдой – Лара не испытывала страха ни перед хулиганами, ни перед собаками. Она боялась только тех демонов, которые царили сейчас в ее душе. А Костик был таким мощным, огромным, совсем как тот принц из мечты ее матери, по наследству передавшейся и ей, Ларе, что с ним даже демоны были не страшны.
– Наверное, нам пора возвращаться, – сказала она. – Уже поздно.
– Еще минуточку…
– Костя! – укоризненно воскликнула она.
– Я никуда тебя не отпущу! – жалобно, точно обиженный ребенок, воскликнул он. – Ты моя, и я тебя никому не отдам.
– Нет, надо идти, – с тоской возразила она.
– Я придумал! – Костя решительно встал, отряхнул джинсы. – Мы сейчас пойдем и скажем ему…
– Зачем?
