– Новый?
– То так. «Кайен», бензин.
Цена была копеечная
[73]. Я подержанный дороже брал.
– А отправлял как?
– Контейнером. Надо просто знать, к кому обратиться. Если негромоздкое что, то можно просто с кораблем отправить. До Амстердама, а оттуда договариваться, вывозить. Эх, ждет меня мой «Порше», приеду до Варшавы – все паненки мои.
– Ширинку застегни, – пошутил один из сербов, и все засмеялись.
– Ворованное все? – задал глупый вопрос я.
– А то…
– Здесь все, считай, ворованное, – сказал Милош, – только мне как-то пофиг до этого. Если они говорят, что имущество неверных разрешено, значит, и нам их имущество можно подавно.
Утром разразился скандал.
Оказывается, я поднялся не на тот вертолет, для нас был другой, и там был менее опасный маршрут – контроль входа в Баб-эль-Мандебский пролив, а не сафари над горами. Сербы долго разбирались по связи, потом Милош сказал, что раз рус полетел, то и пусть летит, а претензий у них нет никаких.
В общем, меня приняли в команду.
Не знаю… приятно как-то.
Милош подошел ко мне, когда я был у вертолета, похлопал по плечу:
– Я думал, ты проф. Какая ходка?
– Первая, – мрачно сказал я.
Я думал, это прозвучит жалко. Но Милош был серьезен.
– На свете есть несколько народов, – сказал он, – в которых каждый мужчина воин с рождения. Эти народы перенесли много бед и лишений, но их нельзя победить. Твой народ, рус, из таких. Вот почему мы с вами, а не с американцами. Лучше с вами, против всего мира, чем со всем миром против вас. Мы, сербы, всегда помнили это.
– Спасибо, – сказал я, хотя это было глупо.
– Не благодари. У нас есть клич: «Русы с нами». Если русы с нами, значит, все в порядке будет. Не может быть не в порядке…
Второй конвой шел, как я и говорил, на восток.
Все то же самое, только пыли больше. Мы приближались к Руб-эль-Хали, «Пустой четверти», названной так потому, что когда-то она занимала четверть Аравии. Сейчас занимает еще больше. Это одно из самых суровых мест на Земле, почти безжизненное, с температурами выше пятидесяти днем и до десяти ночью. Растительности здесь практически нет, единственное, что есть, – стоянки, редкие оазисы, построенные саудитами потому, что денег девать некуда, да жирные змеи трубопроводов. Саудовская Аравия и Катар построили стратегический трубопровод в Оман для того, чтобы грузить танкеры и суда со сжиженным газом в Омане, минуя смертельно опасную узость Ормузского пролива. Этот трубопровод был более важен, чем в свое время для нас газопровод «Дружба». Иран безучастно наблюдал за тем, как тянут газопровод, потом, как начали строить завод по сжижению газа в Омане стоимостью около пятидесяти вечнозеленых ярдов и когда деньги были вложены, он просто послал местным племенным боевикам несколько сухогрузов с автоматами Калашникова, пулеметами и ракетами РПГ. Все они разгрузились в Салале, прибрежной столице провинции Дофар, и началась война. Тема для войны была примерно та же, что и шестьдесят лет назад: распределение прибылей за прокачку газа, нефти и работу завода по сжижению. Прийти к согласию не удалось, теракты в горах продолжились, прокачку по трубопроводу остановили, завод тоже стоял, война шла своим чередом. Хорошо еще, что завод по сжижению газа построили не на континенте, а на принадлежащем Оману полуострове Масира, на территории, где когда-то была британская военная база. Для тех, кто не знает: взрыв танкера со сжиженным газом – это все равно что взрыв тактической ядерной бомбы. Но они его все равно взорвут, вот увидите. Тут так живут.
Тут уже было веселее. Конвой шел по одному ему известной караванной тропе. Первым делом я обратил внимание на горелую машину, которую столкнули с дороги, потом – еще одна. Потом я заметил всадников в черном, они скакали на лошаденках, сверху показавшихся мне низкорослыми, и стреляли из «АК-47». В нашу сторону стреляли.
– Бей, чего смотришь! – крикнул серб.
Я приложился к пулемету, отсек очередь. Удачно – увидел, как кувыркнулась лошадь и как полетел с нее всадник, скакавший без седла. И тут же получил затрещину от Милоша:
– Предупредительным! Перед ними бей!
Вот же… Я отсек очередь, затем еще одну. Вздыбилась земля, полетела пыль. Всадники поворачивали в другую сторону…
Промежуточная посадочная площадка для вертолетов представляла собой большой кусок земли между горами и собственно пустыней. Земля тут глиняная, каменистая и солоноватая, очень твердая. На этом месте были размечены посадочные для вертолетов и выставлен забор. Под забор шло все что ни попадя, от горелых машин и старых контейнеров до профессиональных мешков с песком HESCO. Забор был сплошным, он окружал три расположенные треугольником посадочные площадки и палатки.
В одну сторону – виднеющиеся на горизонте горные вершины, в три других – пустыня. В горах два месяц идут дожди и в десять оставшихся – сушь….
– Нельзя было стрелять? – спросил я у Милоша, когда мы высаживались из вертолета. Тот долго думал, потом сплюнул на землю.
– У местных есть такой обычай, как они сами говорят. Если они видят чужака – они стреляют в воздух над его головой, чтобы привлечь внимание. А тот должен продемонстрировать искренние намерения. Вот эти племенные козлы так теперь нас и встречают – выстрелами.
…
– Хрен с ним. Что касается меня, то я ничего не видел. Пусть они все подохнут.
На этот раз я благодарить не стал. Почувствовал, что не надо.
Вечером снова мясо, снова лепешки, снова чай. На огонек завернули поляки – их тут тоже немало, правда, они сами по себе. Как я понял из разговоров, подвизались в Оман на охрану нефтяной инфраструктуры. Оттуда и начали распространяться по региону. Вооружены «калашами», но под 5,56, с переходниками. Их винтовка «Берилл» называется – у них есть и более современная, полупластиковая, но те, кто реально занимается боевой работой, не променяют ни на что свой «калаш». Кстати, «Калашникову» уже восемьдесят четыре года и, несмотря на наступление безгильзовых систем, он не сдает позиций, частные профессионалы предпочитают именно его, в IPSC многие тоже стреляют из него, как бы ни говорили о засилии «ar15». Мне это напоминает ситуацию с «кольтом 1911» в США. Он был штатным оружием американской армии до семидесятых, после него выбрали «беретту 92», сам по себе очень достойный пистолет. Но именно с того момента начинается настоящий бум на пистолеты «1911», их начинают выпускать все кому не лень, и в конце концов морская пехота снова принимает «1911» на вооружение. Ренессансу «кольта» способствовали два фактора. Первый – ограничение во многих штатах емкости магазина гражданского оружия десятью патронами. Второй – спуск. У него спуск клавишей не как у большинства пистолетов, спусковой крючок идет строго назад, и ошибку при обработке спуска совершить сложнее, чем на той же самой «беретте».
