Двое, с бородами, неприметные. Тому, кто говорит, явно за сорок. У одного – «Застава М91», короткая, у другого – «ПКМ».
– Значит, я Москаль, а это Хохол. Но мы так-то дружим. А вы – салаги. Ясно?
Да уж ясно. Правду говорят – после АТО полно украинцев в частных контракторах.
– Ясно?!!
– Так точно.
Ничего…
– Первое правило – мы по жизни правы. Второе правило – если мы не правы, смотри правило первое. Мы говорим – вы делаете. Без базаров. Ясно?
Сейчас не время.
– Так точно.
Бородатый посмотрел на нас двоих.
– Ты, – он ткнул пальцем в меня, – идешь со мной на обход. Тебе – поставить палатки. Готовить умеешь?
– Плохо – ответил Марк.
– Ничего, научишься. Там камбуз внизу. Все ясно?
– Так точно.
– Двинули.
Вниз вела лестница, простая, в четырнадцать колен, приваренная, крашенная белым. Почти как пожарная, пристроенная сбоку к зданию, – тут, на танкере, вообще, кстати, все было сделано так, что явно видно стремление сэкономить любой ценой. Лестница гремела под ногами, мы спустились вниз. На палубе грязища была такая, что и не выскажешь, смесь нефти, высохшей соленой корки от воды и песка, который выносит ветром в залив. Если бы тут был капитан, он непременно послал бы своих людей навести порядок на палубе. Но капитана больше на этом судне не было. Теперь корабли без капитанов. Как там…
Но забыли капитана два военных корабля,
Потеряли свой фарватер и не помнят, где их цель,
И остались в их мозгах только сила и тоска.
Непонятная свобода обручем сдавила грудь,
И неясно, что им делать: или плыть, или тонуть.
Корабли без капитанов, капитан без корабля,
Надо заново придумать некий смысл бытия.
Что касается меня, то я знал на фига. Надо было прояснить суть наших взаимоотношений раз и навсегда. Потому что я не салага, никогда не был им и не буду. И не потому, что у меня понтов выше крыши. А потому, что у меня в кобуре пистолет – хотя бы поэтому. Мы примерно одинакового возраста, так что вопроса уважения старших не стоит.
Надо только аккуратно цапнуться, чтобы к маслу и грязи под ногами не прибавилась еще и кровь…
Москаль, как он себя отрекомендовал, шумно топал у меня за спиной, и я даже знал, что он думает. Я вообще чел проницательный, так-то. Я в его глазах мажор, который решил стать крутым мужиком и потому заплатил немалые деньги за то, что он получает бесплатно, да еще ему и приплачивают. Но при этом разум Москаля кипит от жажды справедливости и желания разобраться с «буржуем» и «пиджаком». Я не испытываю в связи с этим никаких иллюзий, я для него классовый враг. Это у нас было, есть и еще не знаю сколько будет. Чтобы понять это, достаточно посмотреть на работу официантов в Москве, даже в дорогом мясном ресторане, и в той же Вене. Вроде и там, и там не хамят, но в Москве чувствуется… Просто мы это предпочитаем не замечать.
Надо было обойти всю палубу по периметру, проверить, на месте ли ограждение, препятствующее проникновению на палубу, убраны ли все лестницы, открыты ли все краны системы водяной завесы, которая помогает от пиратов, если это бывшие рыбаки, а не спецы, включены ли тумблеры звуковых установок – это одновременно и сирены, и звуковые пушки. Идти было сложно, и не только из-за грязи под ногами, но и из-за того, что на палубе танкера было полно всяких труб, оголовков труб, каких-то стальных решеток, переходов и прочего, и прочего, и прочего.
Вот на одном таком переходе я и споткнулся. Намеренно.
– Иди…
Это он сказал напрасно – я резко развернулся к нему и отшагнул назад.
– В чем проблема?
– Чего? Иди давай.
– Считаешь, что ты крутой мен, а я лох, так что ли?
– А что, не так?
Я посмотрел по сторонам. Внимание мое привлекло ведро. Не понимаю, какого хрена тут делать этому ведру, но оно тут было. И я снял его и подал Москалю.
– Подкинь в воздух. Как можно сильнее.
Тот презрительно посмотрел на меня, потом внезапно и резко бросил.
И если он считал меня лохом, то делал это совершенно напрасно.
Пистолет в руке, разворот, весь вес на опорную ногу. Стрелять хреново – снизу вверх, под резким углом, да еще против солнца. Секрет в том, чтобы дождать, пока ведро или что угодно, любая мишень, на мгновение зависнет в воздухе, собираясь падать вниз. И только потом стрелять. Ведро – мишень большая…
И блямкает хорошо.
И самое главное при стрельбе с механическим прицелом – смотри на мушку, а не на цель. Будешь смотреть на цель – будешь мазать.
Я успел сделать три выстрела. Ведро гулко блямкнуло и улетело вниз. Истерикой срочного вызова заработала рация, Москаль нажал на прием.
– Москаль… не, отбой, норма. Норма, говорю. Тренировки, б…
Ну, б… так б… Я не гордый.
Москаль смотрел на меня… но как-то уже по-другому смотрел.
– И че?
– Повторишь?
– Че такого-то.
– Ниче, – сказал я, – просто не возбухай. Веди себя вежливо. Вежливость жизнь продлевает, слыхал?
Если надо, я могу быть убедительным. Даже очень убедительным. Даже очень-очень убедительным. Такие вот «наезжанты», как Москаль, обычно хорошо чувствуют людей и, понимая, что получат отпор, не лезут. Я это хорошо понимаю – как москвичу, мне постоянно приходится иметь дело с кавказцами – ухари еще те. Но если они понимают, что человек перед ними готов убивать, они быстро сдуваются.
Вот и Москаль посмотрел еще раз на меня, на руку у кобуры и решил, что ловить тут нечего.
– Ладно, иди…
Я улыбнулся:
– Только после тебя, друг.
Обратно мы поднялись в мрачном молчании, я заметил, как переглянулись Москаль и Хохол. С АТО, что ли, оба? Понятно и без слов – не проканало. Это нормально, кстати, в любом мужском коллективе всегда первым делом выясняют, кто круче. Мне в общем по фигу. На лидерство я не претендую, но и хвосты подносить не буду. Никому. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Кстати, если вы думаете, что частные военные контракторы – это рыцари без страха и упрека, спешу вас обрадовать: ни разу не так. Настоящие спецы, как я уже понял, работают в личке, то есть личными телохранителями. Там и квалификация повыше нужна, и жалованье поболее. Вторая по степени значимости и уровню оплаты работа – операции высокого риска. Под этим подразумевается банальное наемничество, активные, атакующие действия. Цель – обычно это «Аль-Каида» и ее филиалы, но там бывает всякое, только плати. На Украине, например, наемники против нас воевали. А на проводке танкеров в основном всякая шпана. Тут ее полно. Это те, кто вынужден скрываться, кого уволили из армии или полиции, кто сбежал от долгов. Казаки – из каждых трех казаков, кстати, двое – обыкновенная шпана и мразь, штаны с лампасами нацепившая. Занимаются мелким рэкетом на рынках, а вот как только приходят кавказцы, начинают ссать, либо сразу, либо после первой разборки. Потому что у кавказцев есть кое-что, чего нет и в помине у них, – круговая порука и готовность мстить один за другого. Шпана друг за друга мстить не будет, друг за друга подставляться не будет, это даже не стая на промысле, волки друг друга просто так не бросают. А эти… судя по прозвищам, имеют какое-то отношение к событиям на бывшей Украине. Там тоже мрази столько, что не разгребешь.
