Оля сидела и бормотала слова благодарности, которые ей даже в голову не приходило сказать тете Агнии раньше.
А потом вдруг Оле пришла в голову странная мысль – нехорошо не отпускать Агнию и даже после смерти держать ее душу возле себя. И как только Оля поняла это, ей стало намного легче.
– Нет, ты не слушай меня! Иди… ну, туда, куда все уходят!
Оля попыталась представить то место, куда попадет теткина душа. Наверное, там будут ее ждать Олины родители – тоже со словами благодарности. Там будет Олежек. Может быть (и в это очень хотелось верить!), там даже будет душа Олиного ребенка, той самой Дунечки, о которой она столько мечтала. Будут другие – ее новые друзья, которых у нее не было при жизни. И все они обрадуются Агнии и ласково встретят ее – там, на вечнозеленых полях, на другом берегу реки… и больше не будет ни страха, ни печали.
Именно так Оля представляла себе рай – наивно и по-детски. Но ничего лучше для тети Агнии она вообразить не могла.
И, как только Оля себе это представила, слезы буквально хлынули у нее из глаз и горячими ручьями потекли по щекам.
– Ты иди… – всхлипывая, зашептала она в темноту. – Со мной все будет хорошо, не беспокойся! А потом… не знаю, скоро это будет или не очень… но мы с тобой снова встретимся. Встретимся там!
«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия…» – уже который день равнодушно отвечал механический голос.
Поначалу Павел не переживал – Оля не любила, когда ее отвлекали во время приема, а потом к ней приехала ее подруга… Наверное, Оля была все время занята!
Но сегодня – тридцатое августа. День, когда заканчивалась ее работа в санатории и она должна была уехать оттуда! Они договорились, что Павел заберет ее…
– Едешь? – спросил Сашка, выходя из кузницы в широком кожаном фартуке. – За ней?
Он уже знал о том, что на свете есть некая Оля Журавлева, из-за которой его друг Павел немного не в себе.
– Ну да… – хмуро буркнул Павел, садясь в машину.
Он не хотел говорить Сашке о том, что вот уже несколько дней ее телефон не отвечает. Он вообще старался об этом не думать, но время от времени у него все-таки возникало подозрение, что Оля, возможно, не хочет его больше видеть. Что для нее это был просто летний роман, короткий и необременительный. Или даже так – она снова решила вернуться к Викентию!..
«Но Оля сказала бы мне об этом! – отгонял Павел от себя эти сомнения. – Скорее всего у нее просто сломался телефон…»
Первые желтые листья уже летели над асфальтом перед колесами, в сыром тумане – час был ранний.
Через два часа он уже был у ворот санатория и бибикнул, чтобы ему открыли ворота.
Из будки с запотевшими окнами вылез сонный охранник.
– А, это вы! – зевнул он – Павла он знал в лицо. – К Ольге Витальевне?
– К ней! А что?.. – недовольно спросил Павел.
– Так ее здесь нет! – снова зевнул охранник.
– Как нет?!
– А вот так! – злорадно ответил тот. – Была, да сплыла…
– Где же она сейчас?
– Господи, а я-то откуда знаю!..
Павел снова сел в машину. Какое-то холодное бешенство овладело им.
«Так и знал! Боже мой, какой дурак! Она ясно дала понять еще тогда, когда прощались, что не любит. Даже врать не хотела! Не любит, не любит, не любит…» – остервенело повторил он.
Светлые легкие кудри, ясные светлые глаза… Личико светлое, безмятежное (ни единой морщинки!), чуть розоватые губы – такой она была весной и такой он видел ее в последние дни их любви…
Наверное, она снова превратилась в ту суетливую особу с прямыми волосами и резкими чертами лица.
И уже не разобрать, когда она была самой собой – настоящей.
Павел уже хотел ехать обратно, в Звенигород, но потом из какого-то мазохистского упрямства решил все-таки увидеть ее еще раз.
У него была надежда: а вдруг она еще там, на даче?..
С собой были ключи от ворот. Заехал во двор сам, не вызывая по переговорному устройству Муру.
«К отцу, что ли, зайти? Ладно, потом…»
Сад совсем зарос репейником и огромными лопухами. Во флигеле – никого. Значит, она теперь в Москве… Скорее всего с Викентием.
Олиного московского адреса Павел не знал, помнил лишь, что живет она неподалеку от Чистых прудов. «Нет, ни к чему с ней встречаться…»
По аллее шла Мура в длинном плаще и сапогах, похожая на солдата времен Первой мировой, золотые волосы сияли на солнце, словно шлем.
– Павел Степанович… – ахнула она.
– Добрый день, Мура, – преувеличенно-бодро произнес Павел. – Ну, как тут у вас дела? Отец у себя?..
– Так вы что же, ничего не знаете? – захлопала глазами Мура.
– А что я должен знать? – У Павла екнуло в груди.
– Нет, это не мое, конечно, дело, и я, можно сказать, человек посторонний – домработница, но такое… – и Мура зажмурилась. На ее лице явно читалась смесь восторга и ужаса.
– Что, кто-то умер? – неприязненно спросил Павел – Мура ему никогда не нравилась.
– Умер! – закричала Мура. – Вот именно – умер!
– Отец?.. – Павел моментально стал серьезным.
– Ну, если бы со Степаном Андреевичем что случилось, вам бы сразу позвонили… – отмахнулась Мура. – Кеша-то наш… Кеша застрелил Олину тетку. Насмерть!
– Зачем? – растерянно спросил Павел.
– Так в Олю же целился! Но Эмма Петровна…
«Я дурак… я дурак и эгоист! Я думал только о себе, а в это время… она говорит – целился в Олю!» У Павла перехватило дыхание.
Он вцепился Муре в плечи.
– Где она? Где она сейчас? – с трудом выдавил из себя Павел.
Мура охнула, и тот моментально ее отпустил.
– Простите! Мария Тимофеевна… Мура! Это давно случилось?
– Давно… – сердито ответила Мура, потирая плечи. – Эту, как ее… ну, тетку – уж давно похоронили, наверное. А Кешу сегодня утром выпустили, под подписку, значит, – Степан Андреевич звонил из Москвы…
– Так отца здесь нет?
– Нету, я сказала, он Кешу поехал выручать. А Эмма Петровна… – на лице Муры снова отразился восторг вперемешку с ужасом. – Эмма Петровна как будто немного того… ну, ку-ку, одним словом. Все бегала и кричала, что она одна во всем виновата, что пусть ее судят, а не Кешу. Но, я так думаю, Кеша в любом случае виноват, он Олю точно застрелил бы, а вот ее тетя…
Павел слушал Муру с мучительным волнением, и постепенно, из бестолковых и обрывочных фраз Муры перед ним вырисовывалась картина того вечера. Но почему Оля все-таки не позвонила ему? Наверное, не до того было…
