– Ну да… – Оля старательно подавила зевок. – Вы угадали.
– Я угадала… Углеводы и липиды не сочетаются! Ты слышала про раздельное питание?
– Слышала, – терпеливо ответила Оля. – Это ерунда. Не стоит воспринимать все так буквально, это я вам как доктор говорю… В мире столько разных теорий! И вообще я с утра не способна на кулинарные подвиги.
– Но у Кеши гастрит! – с отчаянием произнесла Эмма Петровна. – Ты же буквально убиваешь его своими бутербродами!
– А чем его кормить?
– Кашей! С утра кашу надо варить!
Оля, стараясь держать себя в руках, молча полезла в шкафчик и достала оттуда упаковку с кашей быстрого приготовления. Той самой, которую надо высыпать из пакетика на тарелку и просто заливать кипятком.
– Нет, это невозможно… – застонала Эмма Петровна и буквально вырвала у нее из рук пакетик с кашей – содержимое его просыпалось на пол. – Это же химия! Ты должна варить овсянку так, как варили ее наши бабушки и прабабушки – в кастрюльке, помешивая, на молоке и сахаре, определенное количество времени… А в этой дряни, что ты достала, даже сахара нет – сплошной аспартам!
– Но времени-то у меня тоже нет! – с отчаянием произнесла Оля. – Давайте уж сойдемся на бутербродах…
Эмма Петровна прижала ладони к щекам.
– И ты собираешься стать женой моего сына? – с горечью прошептала она. – Да ты его убьешь… Ты его погубишь! Ему же совершенно другое питание требуется… Ты его до язвы желудка доведешь! Какой ты доктор, к чертовой матери…
Оля достала веник и принялась подметать рассыпавшуюся овсянку. Внутри у нее все дрожало. С одной стороны, Эмма Петровна была права, но, с другой – не учитывались Олины возможности и интересы…
– Эмма Петровна… – стараясь сохранять невозмутимость, сказала Оля. – Безусловно, при некоторых заболеваниях показана определенная диета… Обеды и ужины я обещаю готовить, учитывая Кешин гастрит. Но утром я мало к чему способна – честно! И вообще большинство болезней, как говорят в народе, от нервов. Можно питаться самой экологичной и правильной пищей, но если при этом душа неспокойна, то язва в любом случае обеспечена. Если вы будете ссорить нас с Кешей, то он скорее заболеет, даже если будет завтракать кашами, сваренными по бабушкиному рецепту…
– В чем дело? – беспокойно спросил Викентий, появившись в дверях кухни, уже в костюме, галстуке, идеально выбритый и пахнущий одеколоном.
– Ты понимаешь, она отказывается варить тебе с утра каши… – начала возмущенно Эмма Петровна, но Викентий ее перебил:
– Мама, мама, я все равно опаздываю, мне не до завтрака! Оля, милая, до вечера… Перекушу в городе, в кафе, – он поцеловал Олю.
– Ну вот! – всплеснула руками Эмма Петровна. – Хорошее дело! Общественное питание способно погубить и здорового человека…
– Мама, все в порядке! – Викентий поцеловал и ее. – Не ссорьтесь, пожалуйста, из-за ерунды. Все, я побежал, а то скоро пробки начнутся…
В этот момент на кухню по ступенькам взобралась Мура.
– Вы тут? – задыхаясь то ли от волнения, то ли от спешки, воскликнула она. – Слава богу…
– А что случилось? – Эмма Петровна снова мгновенно напряглась.
– Павел едет!
– Что-о? – в один голос спросили Викентий, Эмма Петровна и Оля.
– Сегодня? – тут же уточнил Викентий.
– Нет, но в самое ближайшее время! – торжественно выпалила Мура. – Степан Андреевич только что с ним по телефону говорил.
– А зачем он едет? – невольно спросила Оля. Еще свеж был в ее памяти разговор с Фаней на берегу реки. Бедная Фаня, бедная Лера, несчастные все! Едет человек, который заставил страдать стольких людей… Пожалуй, еще никто так не занимал Олино воображение, как этот самый Павел!
– Да уж не просто так!
Кабинет заведующего был заперт, и Оля отправилась искать Пал Палыча в саду. Было время обеда, и с пляжа вереницей возвращались отдыхающие – в купальниках, с полотенцами, в панамах и шляпах самого невообразимого фасона…
Так и есть – заведующий сидел в тени боярышника и меланхолично кормил голубей хлебом.
– Пал Палыч…
– А? – он вздрогнул, и голуби с шумом разлетелись.
– Извините, я не хотела вас пугать! Пал Палыч…
– Ну что, Журавлева, что тебе? – грозно нахмурив косматые брови, спросил он.
– Пал Палыч, вы знаете вашего тезку – Павла Локоткова? – решительно спросила Оля, садясь рядом с заведующим на скамейку.
– А что?
– В общем, ничего… Он собирается приехать в самое ближайшее время, и у нас там просто с ума все посходили. Если честно, даже я о нем стала думать!
Пал Палыч ответил не сразу. Он снова принялся кормить голубей, а потом пожал плечами:
– Близко я с Павлом незнаком. Видел его несколько раз, издалека – очень мрачный, замкнутый человек. Такой ли уж плохой, как о нем говорят, не знаю. Одно очевидно – отца своего он ненавидит. Сам читал те газеты, в которых он Степана Андреевича грязью поливал… А я Степана Андреевича очень уважаю. Очень!
– Ясно… – пробормотала Оля.
– Лучше скажи, как твои дела, – Пал Палыч повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. – Вспомнила что-нибудь?
– Нет, – тихо ответила Оля. – Ничегошеньки я не помню… Мне даже сны про то время не снятся!
– Это нормально.
– Ну да, нормально… – дернула Оля плечом.
Пал Палыч бросил еще несколько крошек голубям. Те, воркуя, вились на асфальтовом пятачке перед ним. Пахло речной свежестью, нагретой на солнце травой…
– Хочешь, скажу, что я об этом всем думаю? – неожиданно спросил он. – Только, чур, не принимать мое мнение за последнюю инстанцию, я ведь, как тебе известно, давно отошел от этих дел… – он многозначительно постучал себя пальцем по лбу.
– Скажите, – серьезно произнесла Оля.
– Я ведь наблюдал за тобой все это время… И у меня сложилось вполне определенное мнение. Ты, Оля Журавлева, жутко несвободна.
– Что? – удивилась она.
– А то… Ты слишком зависишь от людей и от обстоятельств. И порой готова терпеть что угодно, лишь бы люди о тебе не подумали плохо.
– Так ведь все равно думают! – с отчаянием произнесла Оля, имея в виду прежде всего Эмму Петровну.
– Тем более! – Пал Палыч сердито дернул себя за бровь. – Вот вчера слышал, как Рита Жиркова из процедурного на тебя наезжала. Что уж, не могла ты ей как следует ответить? Всем известно, какая она вздорная баба!..
– Пал Палыч…
– Ты не умеешь себя защитить, ты не умеешь говорить «нет» всяким нахалам… А близких своих, наверное, еще больше боишься! Все что угодно готова делать, лишь бы они не отвернулись от тебя! Все что угодно, лишь бы одной не остаться!
