– В принципе можно уложиться. – Муся нахмурила лоб. – Знаешь, когда-нибудь, когда у нас будет много денег, пойдем на «Сокол»?
«Сокол» был самым страшным аттракционом в парке, ну и стоил он соответственно.
– Пойдем! – согласилась Оля.
В парке, когда они ели мороженое, а потом визжали на аттракционе «ромашка» (хотя на самом деле совсем не было страшно), Оля опять вспомнила о Никите. Если бы он сейчас увидел ее, то захотел бы встречаться с ней, а не с Феоной?..
– Эля, я ж его насквозь вижу! – пробормотал он, но она не стала его слушать. «Влюбилась! – с отчаянием подумал он. – Влюбилась в этого волосатика!»
Ему вдруг стало так безразлично все, что он развернулся и пошел прочь.
Если бы он умел плакать, то он бы точно сейчас заплакал.
«Больше работай, меньше думай!» – не раз повторяла его мать, Роза Ивановна. И Борька знал, что она имеет в виду – чтобы всякие переживания не лезли в голову, надо заняться делом.
И он пошел к мебельному.
Там, у заднего входа, стояли грузовики и крутились два Шурика – Шурик-большой и Шурик-маленький. Они оба были грузчиками при мебельном. Один – высокий, молчаливый, а другой – маленький и веселый, его еще иногда звали Сан Санычем.
– А, молодое поколение прибыло! – весело закричал Сан Саныч, увидев Бориса. – А у нас сейчас работенки прибыло. Включаешься?
Борька хмуро кивнул. Он часто подрабатывал таким образом, разгружая мебель, – все-таки какие-никакие, а деньги. Матерь себе новые туфли купит.
– Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука, раз, два – взяли! – жизнерадостно воскликнул Сан Саныч, и они с Борей стали затаскивать огромный сложенный диван сквозь ворота в магазине. Борьке этот диван был – раз плюнуть. «Наш Добрыня Никитич! – не раз называли его в мебельном. – Еще чуток подрастет – первым силачом в Москве станет».
«Что сила, – уныло подумал Боря Фещенко, затаскивая диван на склад. – Сейчас главное – деньги. И не эти копейки, которых только на пару туфель хватит, а настоящие деньги. Чтобы в ресторан девушку позвать или там ей колечко с бриллиантиком преподнести».
Он представил, как он на шикарном «Мерседесе» подкатывает к подъезду, из него выходит Эля и они вместе едут в дорогой ресторан, заказывают себе всяких небывалых вкусностей. Свечка горит на столе посреди блюд, он достает из кармана коробочку, а в коробочке – перстень с изумрудом. Эля радостно вскрикивает, надевает перстень на свой тоненький пальчик, а потом целует его, Бориса.
Впрочем, как она целует его, Фещенко так и не смог себе представить – уж слишком нереальной была эта мечта.
– Разворотик! – закричал Сан Саныч, отвлекая Борю от грез. – Так, а теперь сюда втискиваем.
Мимо проплыл Шурик-большой, прижимая к себе мягкое кресло.
Вообще, в этом мебельном было много всякой необыкновенной мебели – не то что дома у Бориса – диван, стулья, шкаф; тут были и пуфики, и козетки, и банкетки, и прозрачные журнальные столики, и какие-то непонятные стальные конструкции вроде полок для книг, которые, как сказал Сан Саныч, были в очень модном нынче стиле хай-тек. Что такое «хай-тек», Борис не знал, впрочем, и сам Сан Саныч не мог объяснить толком, что это такое.
– Стиль, – говорил он. – Это стиль такой. Чтобы все железки поблескивали – матово так, красиво, чтобы всякие изгибы и зеркала.
В общем, ерунда какая-то.
Через два часа они закончили с разгрузкой и сели на коробки на заднем дворе – отдохнуть и покурить. Сан Саныч рассчитал Бориса и Шурика-большого. Деньги в нагрудном кармане приятно грели душу Бориса, он уже думал, как обрадуется мать, когда он отдаст их ей.
– Что, Борька, о чем задумался? – толкнул его в бок Сан Саныч, весело улыбаясь. – О девушке какой-нибудь?
– Отстань от парня, – хмуро буркнул Шурик-большой, закуривая. – Не видишь – устал человек.
Боря тоже закурил. Это был единственный его грех, но тут уж он ничего не мог с собой поделать, даже мать устала с ним ругаться и давно махнула рукой.
– Нет, не о девушке, – задумчиво пробормотал он. Он в самом деле думал сейчас не об Эле, а об этом поганце, как его там, о Стасе.
И в этот момент мимо склада прошел человек. Парень лет двадцати – двадцати пяти, в черной борцовке, широких штанах и кепочке, надвинутой на глаза. Он окинул взглядом компанию, сидевшую на коробках, и остановил свой взгляд на Борьке.
– Что, мужики, мебель грузим? – спросил он, обращаясь ко всем, но продолжая смотреть на Бориса.
– Уже отгрузили, – хмуро произнес Шурик-большой – он не любил пустых разговоров.
– И ты, пацан?
Борис промолчал.
– Н-да, прямое нарушение Трудового кодекса, использование труда малолетних.
– Иди ты отсюда, мил-человек, – мягко произнес Сан Саныч.
Борька угрожающе сжал кулаки. Парень с уважением посмотрел на его мускулы и сказал совсем другим голосом, как своему:
– Да ты не напрягайся. Я что? Я не просто так. Я, может, работу хочу предложить – мне как раз такие нужны, молодые да сильные.
Сан Саныч и Шурик недовольно зашумели в один голос:
– Знаем мы вашу работу, делишки небось какие-нибудь темные. Ты нам пацана с толку не сбивай!
– Ни-ни-ни! – развел парень руками. – Ни в коем разе! Ты, парень, мебель грузишь? Ну и будешь ты мебель грузить, только нашим клиентам! А заплатим мы тебе поболее. У нас фирма, в офисе будешь сидеть, а не на ящиках на заднем дворе. Триста баксов за одну погрузку!
На Сан Саныча и Шурика-большого слова «фирма», «офис» и тем более «триста баксов» произвели волнующее впечатление.
– Фи-ирма, ишь ты! – мечтательно протянул Сан Саныч. – Слышь, парень, а для нас работенки там не найдется?
– Нет, извиняйте! – засмеялся тот. – Сами знаете – сейчас всех по возрасту делят, кто помоложе, тому почету больше.
– А у нас опыт! – забасил Шурик-большой.
– Нет, нет, нет. Ну что, парень, согласен? Тебя как звать-то?
Перед глазами Бориса замаячили ресторанные огни, перстень с камешком и Эля. Она улыбалась и тянулась к нему – хотела поцеловать его.
– Борисом меня звать, – хриплым голосом ответил он. – Я согласен.
Оля вернулась домой около восьми вечера – усталая, растрепанная, но абсолютно счастливая, как будто им с Мусей все-таки удалось купить счастье за те деньги, что у них были.
Едва она вошла, как раздался телефонный звонок.
– Тебя, – сказала мама, прикрывая рукой трубку. – В третий раз уже звонит. Подайте мне, говорит, мою Феону. Господи, Олька, ты бы домой его к нам, что ли, привела – очень уж хочется посмотреть на твоего бойфренда!
– Тс-с, не Олька, а Феона! – перепугалась Оля.
