Приборы, без которых не обойдется современный кладоискатель, были уже давно заказаны в Иркутске, откуда отправилась геологическая партия, к которой должен был присоединиться Михайловский. Так было гораздо проще и удобней, чем тащить все из Москвы…
«А телефон… От него все равно никакого толку не было! Я просто поеду завтра в Шарыгино и там, на месте, дождусь геологов. Делов-то!»
В Шарыгино – старообрядческий поселок, где должна была состояться встреча с геологической партией – Михайловский собирался лететь на самолете местных авиалиний.
Но когда на следующее утро он прибыл на аэродром, то, к своему изумлению, обнаружил, что именно до Шарыгина почему-то никто не летит. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра… И ни за какие деньги (тем более за те, что были в наличии у Михайловского сейчас).
– Да что ж такое у вас тут творится! – взбесился он. – Словно сговорились все!
– Расея-матушка… – зевнул начальник аэропорта и перекрестил рот. – А вы, товарищ писатель, как будто только родились! Тоже мне, золото Колчака собрались искать… Как будто до вас его никто не искал – столько-то лет!
Все уже знали о миссии Михайловского, но относились к ней более чем прохладно.
– Но как-то до этого Шарыгина люди добираются, ведь так?!
– Ясное дело, как-то добираются, – согласился начальник. – Только народ у нас в этих краях не шибко богатый, на самолет не тратится, на машинах ездит. Даже туристы – закажут «козлик» и едут, куда хошь… Самый популярный у нас вид транспорта!
– «Козлик»? – с сомнением переспросил Михайловский. – «Уазик», что ли?..
– Ну да… на нем до Шарыгина всего часов шесть или восемь!
Результатом этого разговора было то, что Михайловский отправился в поселок на «уазике». В самом деле, туристов было много – они ехали на Байкал, любоваться его красотами. Но путь до старообрядческого поселка Шарыгино проходил в стороне от основных маршрутов.
Сказать, что дорога была плохой, – это ничего не сказать. Дорога оказалась кошмарной и больше напоминала виражи на «американских горках».
Шофер, привыкший ко всему, весело болтал:
– …Так вы писатель? И что пишете? Книжки?.. Не, я книжек не читаю – мне некогда. И чего, думаете клад найти? Не, не найдете… У меня еще дед его искал, это самое «белое» золото!
– Дед? – с трудом произнес Михайловский, стараясь не прикусить себе язык. Машина тряслась и подпрыгивала на ухабах, внутри ее что-то подозрительно ёкало.
– Ага, дед! Он у меня во время Великой Отечественной воевал, а как вернулся, в наших местах соболя и белку промышлял, – охотно стал рассказывать шофер. – А в шестьдесят восьмом году наткнулся в тайге на странное сооружение – вроде как холм, заросший травой, а на самом деле очень ровных пропорций… По виду – пирамида! Десять на десять метров, а в высоту – шесть. А на верху этой пирамиды глухари токовище свое устроили. И вот там, в разрытом глухарями песке, дед мой обнаружил царские монеты. Я-то сам их не видел, дед мне о них рассказывал потом. Монеты он продал давно – деньги-то были нужны…
Это была одна из тех бесчисленных историй, которых Михайловский знал немало. Бесчисленных и, увы, ничем не подтвержденных.
В Шарыгино прибыли поздно вечером. Шофер отвел Михайловского к знакомым, и в их избе они переночевали. Утром шофер уехал обратно, а Михайловский остался.
– Геологи были? – спросил он на следующее утро у хозяина – бородатого веселого дядьки.
– И-и, паря, почитай с осени у нас никого не было! Ты вот один.
– Учительша приезжала, – сухо напомнила хозяйка, средних лет женщина в белом домотканом платке. – Забыл, Федя?
– А, точно, учительша… Но боле – никого! Ты, паря, жди – может, завтра твои геологи придут али еще через день.
– Сколько же мне вам за постой заплатить?
– А нисколько. Живи так. Авось, не злодей какой!
– Откуда вы знаете?
– Я ж не слепой, вижу! – засмеялся Федор.
– Ну, спасибо.
– О прошлом годе к нам много приезжало… – продолжил тот. – В июле, должно, тоже понаедут. Интересна им наша жизнь.
– Раньше как было? – сухо сказала хозяйка. – Раньше мы уходили от мира, чтобы выжить. А теперь мир идет к нам, чтобы выжить…
Скоро Михайловский убедился в том, что в словах его хозяев была заключена своеобразная правда. Этот старообрядческий поселок ничем не напоминал обычные русские деревушки. Здесь не пили и много работали.
Многодетные, работающие от зари до зари сибирские староверы – кержаки (так их еще называли) – давали ощущение надежности. У них была своя лесопилка – делали в основном срубы. Избы были чистые, бревнышко к бревнышку, в доме – идеальный порядок, все всегда чем-то заняты. В каждой семье по семь-двенадцать детей, но бедных не было. Все жили в достатке. Дети выглядели здоровыми, красивыми и счастливыми.
Телевизор не смотрели, радио не слушали, к прочим благам цивилизации относились скептически. Была в поселке обычная школа…
Михайловский знал, что старообрядчество появилось на Руси после церковной реформы, которую провел патриарх Никон. Старообрядцы посчитали, что церковное обновленчество – симптом близящегося конца света, и, чтобы не связывать себя с «дьявольской», как они считали, властью, стали основывать скиты в труднодоступных районах России.
Еще Михайловский знал, что кержаки неохотно идут на контакт с людьми с «большой земли», а если приходится, то после общения с ними очищают себя с помощью молитв, а посуду, из которой пьют-едят гости, разбивают. Им нельзя пить, курить, нецензурно ругаться, кричать на детей, жить не трудясь.
Много чего знал о кержаках историк Михайловский – в теории, но на деле оказался поражен совсем другим. У этих людей, живших в Шарыгине, были какие-то особенные лица. Словно ожили старинные фотографии…
Это был тот самый русский генотип, который почти затерялся – особая выразительность глаз, одухотворенность лиц. Эти люди все время улыбались – такой доброжелательной, с хитринкой, улыбкой. И ни малейшего повышения тона в разговоре, никакого намека на нервозность. Только мягкие интонации, спокойный голос. Первое время Михайловский никак не мог привыкнуть к этому.
– А медведи тут есть? – как-то спросил он.
– Есть. Хозяин он нашей тайге, к тому же неглуп и зря на человека не идет. В прошлом годе случай вот был, – стал рассказывать Федор. – Женщины малину собирали, одна и вышла на спящего мишку, вскрикнула и – в обморок. Мишка встал, понюхал, перевернул на спину, лизнул лицо – та очнулась. Ни жива ни мертва! А мишка высыпал ей на грудь собранную малину и удалился… Вот оне какие бывают!
– А что, Федор, детям запрещаете дальше учиться?
– Нет, Петрович, кто хочет, тот учится. Запретов нет! Главное только – избегать излишеств… А мы как-то и не рвемся учиться. Вот научились от топора, от топора и живем. Дед отца научил, отец нас – это наш университет.
