– Ничего... – сказала она.
– Ты уверена?
– Да.
– Ну ладно... – вздохнул он. Лег рядом, прижал ее голову к своей груди. – Роза моя Роза, пирожное с кремом... зефир в шоколаде!
– Что ты такое говоришь? – засмеялась она.
– Я говорю, что ты – зефир в шоколаде.
– Костя...
– Что?
– Я не понимаю, что я делаю... Ты ведь не представляешь, как я буду жалеть! – Она то ли засмеялась, то ли заплакала.
– О чем? – весело спросил он. – Разве тебе было плохо со мной?
– Глупый! – Она стукнула его кулачком по плечу. – Я же не об этом!
– А ты не жалей, – посоветовал Неволин и прижал ее к себе еще сильнее. «А уж как я буду жалеть! Ведь Лиза... Нет, лучше действительно об этом не думать!»
Некоторое время они лежали молча.
– Так странно... – наконец задумчиво пробормотала Роза уже другим голосом. – Этот дом мне и чужой, и родной – одновременно.
– Давно ты живешь в Москве?
– Лет двадцать уже, – она вздохнула, устроилась поудобней. Ее ресницы щекотали Неволину плечо. – Когда я здесь, мне кажется, будто я попала в свое прошлое. Еще живы родители, я – девчонка, жду, когда за мной зайдет Варька и мы вместе пойдем в школу...
– Варька – это та, которая дала мне твой телефон?
– Ну да...
– Погоди, так вы с ней что, ровесницы? – удивился Неволин. Он приподнялся на локте, заглянул Розе в лицо.
– Да.
– Не может быть!
– Почему?
– Потому что ты выглядишь моложе ее!
– Костя, мне сорок лет, – с каким-то мстительным удовольствием произнесла Роза. – И Варьке тоже – сорок!
– Не верю, – строго произнес он. В первый раз Роза действительно показалась ему уставшей, утомленной, немолодой, но теперь все было по-другому.
– А тебе сколько?
– Что – сколько?
– Тебе сколько лет? – с любопытством спросила она.
– Мне тридцать шесть. Но все равно я старше тебя.
– Глупости... Это я старше! – Она даже как будто немного обиделась.
– Перестань, – поцеловал ее Неволин. – Ты не о том. Что ты про Варьку свою рассказывала?..
– Так вот, мы с ней учились в одном классе. С ней и еще Сережкой Козыревым – тот в последнем подъезде живет. Он сейчас алкоголик, а раньше очень приличным мальчиком был. Активист, отличник, староста класса, весь такой правильный... Он, между прочим, мог далеко пойти!
– Ты что, была в него влюблена? – с некоторой ревностью спросил Неволин.
– Нет. У Сережки был небольшой роман с Варькой. Впрочем, не уверена... Я потому так говорю, что Варька, при всей своей болтливости, очень не любит распространяться о своих привязанностях.
– А у тебя разве не было школьного романа? – Неволин пальцем провел по ее шее.
– Был! – охотно согласилась она. – Только это очень грустная история... Я была влюблена в Алика Милютина. Знаешь, он мечтал поступить в мореходку, стать капитаном... Ужасно волновался, что его могут не взять – здоровье у него было отличное, но он немного заикался. Немного. Совсем чуть-чуть! – серьезно добавила она.
– Красивый?
– Кто, Алик? Да, очень. Белокурый, кудрявый. Не высокий, не низкий, не худой, не толстый, такой весь... пропорциональный.
– Мистер Совершенство?.. – засмеялся Неволин.
– Да! – энергично кивнула Роза. – Наверное, ему очень пошел бы морской китель, фуражка и все такое прочее...
– Роза, я ревную! – шутливо пропел он.
– Перестань, – сердито сказала она. – Все кончилось очень плохо.
– Вы поссорились? Твоего Алика не взяли во флот?
– Нет. Хуже. Он умер, – тихо сказала Роза. – Погиб...
– О господи... Почему?
– Упал под электричку. Ты же видел, тут железная дорога недалеко. Причем так странно... Машинист потом утверждал, что Алик буквально прыгнул ему под колеса из-за платформы.
– Самоубийство?
– Да не мог он на себя руки наложить! – с тоской и досадой воскликнула Роза, словно споря со своими давними оппонентами – теми, кто, вероятно, придерживался этой версии. – Не с чего ему было... Другие говорят, что его убили. Нарочно толкнули под поезд. Но это тоже ерунда... У Алика не было врагов – это раз, потом, район у нас хоть и окраинный, но очень тихий (убийства если и бывают, то только по пьяни, на бытовой почве) – это два. Мне кажется, все проще – он споткнулся и упал прямо под колеса. Знаешь, у нас там редко кто пользуется специальным переходом – проще и быстрей перебежать пути, чем тащиться по лестницам, потом делать крюк вокруг станции, чтобы затем вернуться назад...
– Значит, ты сильно переживала из-за его смерти? – тихо спросил Неволин.
– Да. Иногда он мне снится. Правда, очень редко... Большой-большой белый теплоход, и на капитанском мостике – он. В таком роскошном кителе...
– Бедная Роза! – засмеялся Неволин и с нежностью принялся целовать ее. – Не стоит жалеть о том, что не сбылось...
– Я знаю! – сердито сказала Роза, уклоняясь от него. – Но почему-то всегда больше жалеешь о том, что не сбылось!
– А муж? Кто твой муж?..
– Господи, муж! – моментально напряглась она. – Который час?! Мне пора!
– Еще чуть-чуть...
– Какое там «чуть-чуть»! – рассердилась она. – Куда ты все раскидал...
– Погоди, я сам тебя одену...
– Зачем? Я в состоянии сделать это сама...
Собрались они в спешке, выскочили из дома в прозрачных вечерних сумерках – скорей, скорей... Неволину передалось волнение Розы.
– Слушай, он бьет тебя, что ли?
– Кто?
– Да муж твой! Ты его прямо так боишься... – с неприязнью к неизвестному супругу произнес Неволин.
– С ума сошел! У меня очень интеллигентный муж.
...В центре, в одном из переулков возле Мясницкой, Неволин высадил Розу рядом с ее машиной – блестящей, похожей на игрушку.
– Я позвоню тебе?
– Нет. Не надо! – Она посмотрела на него своим ускользающим, странным взглядом. Необычным. Который очень шел ей, придавал особый шарм – только что понял Неволин. И от которого ему почему-то стало трудно дышать.
* * *
Мятлевская строка, воспевающая розы, была использована, кроме Тургенева, еще и русским поэтом Игорем Северяниным. Находясь в эмиграции и тяжело переживая разлуку с родиной, он писал в 1925 году:
В те времена, когда роились грезы
