Книга Андрей Сахаров. Наука и Свобода, страница 83. Автор книги Геннадий Горелик

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Андрей Сахаров. Наука и Свобода»

Cтраница 83

Тамма в данном случае волновала не столько польза для дела, сколько вред для его ученика. Он знал, конечно, что русак Сахаров — настоящий русский интеллигент, нетерпимый к великорусскому шовинизму. Но на такой мутной волне перескакивать академическую ступень?! Зачем?!

И наконец, столь стремительное — не по научным заслугам и не по годам — возвышение попросту опасно. Медные трубы портят порой даже тех, кто прошел огонь и воду. А у Сахарова в прошлом не было ни того ни другого.

В 1953 году Тамм не мог быть уверенным, что его ученик с честью выдержит медные трубы, и не догадывался Тамм, что выдержит он также огонь и воду, доставшиеся ему в обратной последовательности, но зато в изобилии.

А партийное руководство только в страшном сне могло тогда увидеть, что Сахаров с полным основанием напишет в своих «Воспоминаниях», перечисляя евреев в руководстве Объекта: …я, грешный, хотя и не еврей, но, быть может, еще похуже».

О своем академическом взлете 1953 года он, однако, рассказывает очень мало — похоже, это не имело для него особого значения. И, главное, не имело значения для его отношений с Таммом, о которых он сказал, подытоживая различия их взглядов на общественные явления в конце 60-х годов: «Наши разногласия никак не изменили того уважения и даже, как я решаюсь сказать, любви, которую мы питали друг к другу».

Уважение и любовь Тамм вызывал не только у Сахарова. Рассказывая о своем учителе, Сахаров просто процитировал (с небольшим изменением) слова другого ученика Тамма — Е.Л. Фейнберга:

Было (в России конца XIX века) нечто основное, самое важное и добротное — среднеобеспеченная трудовая интеллигенция с твердыми устоями духовного мира, из которой выходили и революционеры до мозга костей, и поэты, и практические инженеры, убежденные, что самое важное — это строить, делать полезное. Игорь Евгеньевич как личность происходит именно отсюда, и лучшие родовые черты этой интеллигенции стали лучшими его чертами, ее недостатки — и его слабостями. Едва ли пе главной из этих черт была внутренняя духовная независимость — в большом и в малом, в, жизни и в науке. [298]

И подытожил:

Вероятно, главные удачи моей юности и молодости — то, что я сформировался в Сахаровской семье, носившей те же «родовые черты» русской интеллигенции, о которых пишет Евгений Львович Фейнберг, а затем под влиянием Игоря Евгеньевича.

Физика социальной ответственности

Участие Тамма в проекте завершалось на испытательном полигоне в августе 1953 года. И там произошло событие, которое произвело на него впечатление большее, чем успех самого испытания.

Это заметил его молодой сотрудник Владимир Ритус, который на полигон не ездил. Когда они встретились после испытания — в отпуске, на Черноморском побережье, Тамм затащил его в «совершенно секретный» угол и стал рассказывать не столько о совпадении их термоядерных расчетов с измерениями, сколько о том, как отвратили радиоактивную опасность от населения и окрестностях полигона. [299]

Это событие, которое не произошло, сильно повлияло и на Сахарова. Как раз перед тем как он занял место Тамма на Объекте, профессия вместе с испытанием первой термоядерной бомбы предоставила ему испытание в социальной ответственности.

Приехав на полигон, мы узнали о неожиданно возникшей очень сложной ситуации. Испытание было намечено в наземном варианте. Изделие в момент взрыва должно было находиться па специальной башне, построенной в центре испытательного поля. Было известно, что при наземных взрывах возникают явления радиоактивного «следа» (полосы выпадения радиоактивных осадков), по никто не подумал, что при очень мощном взрыве, который мы ожидали, этот «след» выйдет далеко за пределы полигона и создаст опасность для здоровья и жизни многих тысяч людей, не имеющих никакого отношения к нашим делам и не знающих о нависшей над ними угрозе.

Опасность заподозрил Виктор Гаврилов. Помогло ему, возможно, то, что в университете он специализировался по метеорологии и знал о верхних и нижних ветрах больше своих коллег.

Чтобы количественно оценить опасность, работали без отдыха несколько дней. Советским физикам при этом заочно помогали их американские коллеги, опыт которых воплотился в книге «Действия атомного оружия», изданной в 1950 году. [300]

По расчетам выходило, что эвакуировать надо десятки тысяч людей. Начальство отнеслось к этим выводам всерьез.

Каждый из специалистов, включая Курчатова, должен был лично подтвердить свою убежденность в необходимости эвакуации. Малышев вызывал нас поименно; вызванный вставал и высказывал свое мнение. Оно было единодушным. <>

Конечно, наши волнения относились не только к проблеме радиоактивности, но и к успеху испытания; однако, если говорить обо мне, то эти заботы отошли на второй план по сравнению с тревогой за людей. Посмотрев в эти дни на себя случайно в зеркало, я был поражен, как я изменился, посерел лицом, постарел.

Сотни армейских грузовиков эвакуировали население. В один из поселков жители смогли вернуться лишь весной 1954 года, но зато они избежали судьбы японских рыбаков, попавших той же весной под радиоактивный дождь от американского испытания.

Самому Сахарову, однако, пришлось причаститься к этой судьбе. Руководитель испытаний Малышев предложил ему поехать посмотреть, «что там получилось». Они остановились в десятках метров от эпицентра. Почва, покрытая черной стекловидной корочкой, хрустела под ногами. Лежали на земле и капли термоядерного дождя — черные блестящие шарики. Они образовались из песка, поднятого в воздух и расплавленного ядерным жаром. Их потом назвали «харитонками» и собирали для анализов прошедшего испытания, уж они точно побывали в самом ядерном пекле. [301]

В память Сахарова навсегда впечаталась картина:

…машины резко затормозили около орла с обожженными крыльями. Он пытался взлететь, но у него ничего не получалось. Глаза его были мутными, возможно, он был слепой. Один из офицеров вышел из машины и сильным ударом ноги убил его, прекратив мучения несчастной птицы. Как мне рассказывали, при каждом испытании гибнут тысячи птиц — они взлетают при вспышке, но потом падают, обожженные и ослепленные.

Хотя на месте главного события Сахаров — в защитном комбинезоне — пробыл всего полминуты, результатом этой экскурсии, как он думал. стала спустя несколько месяцев непонятная врачам «очень тяжелая ангина — с температурой 41,3º, с бредом, сильнейшими носовыми кровотечениями, изменениями крови».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация