– Да что ты? – удивилась Саша. – За кого?
– За мальчонку одного... Митей звали. Очень она его любила! Я так думаю, только его она и любила, а не деда твоего, Бориса Глебовича. Вы, женщины рода Снегиревых, только один раз в своей жизни могли любить.
«У бабушки в девичестве была фамилия – Снегирева! – вспомнила Саша с трудом, не сразу. – Но он-то, он – тоже все помнит!»
– Минутку... Ну, может, бабушка и была однолюбкой... – язвительно возразила Саша. – Но кого любила мама?
– Меня.
– А-а... – Саша закашлялась. – А я? Кого я люблю? Кто мой родной и единственный?
– О тебе не скажу, не знаю, – подумав, изрек отец. – Хотя, согласно вашей семейной традиции, кто был первым, тот и единственным.
– Бред! – не выдержала, захохотала Саша. «Макс – мужчина моей жизни?! Ой, не смеши, папа!»
– Бред... Тогда чего меня слушаешь? – недовольно произнес отец. – Попрошу без комментариев, как говорится!
– Ладно, не буду, – отсмеявшись, сказала Саша. – Значит, у бабушки Али был жених, но он погиб на войне?
– Нет, он погиб и погиб во время войны, но не от рук фашистов, – потирая поясницу, уточнил отец. – Его гад один убил. Алевтина Игоревна хотела гада засадить, но тот сбежал. А потом, спустя много лет, она его встретила – уже под другим именем. Я сейчас даже вспомню, каким... А, Федор Ласкарев!
– И что?
– Ну, и натурально, засадила! Принципиальная была женщина... Только все убивалась, что мало дали гаду... Она говорила, что этот лже-Федор фашистам служил. Типа, у нее даже доказательства потом какие-то нашлись – да поздно было!
– Значит, бабушка всю жизнь вспоминала о своем Мите. Митю убили... Послушай, да это какое-то семейное проклятие! – нервно воскликнула Саша. – Всех, кого мы любим, убивают...
Даже в такой момент она не смогла не иронизировать. Но отец подвоха не заметил.
– Это ты права! – серьезно согласился он. – Я Машу любил, а ее... Это ты права! Злой рок какой-то!
– Она была красивой?
– Кто? Маша? Ой, еще какой! – серьезно подтвердил отец.
– Значит, у нее было много поклонников?
– Ну да, то и дело приходилось отгонять... – усмехнулся отец. Потом вдруг дернулся и произнес уже другим голосом: – А, понимаю, к чему ты меня подводишь! Но это зря. Я ж сказал – она только меня любила. Только меня.
Саше, знавшей правду из уст Бородина, было очень тяжело сдержаться. Ей так и хотелось сказать: «Не ври! Я знакома с тем, к кому ты ее ревновал! Виктор Викторович Бородин – вот кто был маминой первой и единственной любовью!» И только то, что теперь она сама была невестой Бородина, заставляло Сашу держать рот на замке. Не хватало еще, чтобы отец испортил ее отношения с женихом!
– ...мы в предпоследнее лето на юг ездили. Я, Маша и ты. Алевтину Игоревну не взяли – она хворала, ей врачи на солнце запретили долго бывать. Она ведь из блокадниц, у ней болячек много было...
– Я знаю.
– Так вот, были на югах... – повторил отец медленно, с мечтательной интонацией. – Хорошо. Солнце, море... Ты из воды не хотела вылезать. Года два тебе было...
«Наверное, отец и вправду любил мать, – подумала Саша. – Ему самому трудно смириться с тем, что ее нет. Но это он ее убил, он!»
– Не веришь... – отец поймал Сашин взгляд. – Я для тебя враг. Но и бог с тобой... – он закашлялся, схватился за поясницу. – Тогда зачем пришла? Зачем?..
– Правду узнать, – мрачно ответила Саша.
– Какую правду?.. Ежели я сам ее не знаю!
– Успокойся. Ладно, ты не убивал маму... Тогда кто?
– Почем я знаю! Сволочей много...
– Тогда такой вопрос – почему ты признался во всем?
– Так это следователь... – махнул рукой отец. – Они бы меня в любом случае засадили, менты. Все ж доказательства против меня! Нашли возле Марии, руки по локоть в ее крови, на ноже отпечатки моих пальцев – я его вытащить хотел... А следователь говорит – коли признаешься, чуток поменьше дадут... Ну я и признался! Терять-то все равно нечего.
– Логично, – хладнокровно произнесла Саша, не веря ни единому слову отца. – Тогда следующий вопрос – ты вынужден был признаться, да... но почему, когда вышел из тюрьмы, не стал искать настоящего убийцу?
– Я пробовал... – мгновенно угасшим голосом ответил отец. – Да толку...
– Кого ты помнишь из ее знакомых?
– Из Машиных? Да много у нее было знакомых... Светка Попова, ну и другие. Мужчины были в знакомых, но я не ревновал.
– Влюбленных в нее?
– Не только. Один все хотел у нее что-то то ли купить, то ли выменять... «Я, грит, Марь Борисовна, к вам с деловым предложением...» Еще кого-то она со Светкой Поповой хотела познакомить, да все неудачно... В общем знакомых много было. И вообще Машу, может, и не мужчина убил, а женщина!
– Тогда почему я с детства помню слова бабы Зои – «твой отец зарезал твою маму из ревности»? – глядя в упор на отца, спросила Саша.
– Да потому что кроме этого, она ничего придумать не могла, твоя баба Зоя!
– Не надо опять на бабу Зою... – вспыхнула Саша. – Все у тебя другие виноваты!
Она вскочила, прошлась по комнате.
– Ладно. Ладно... Не мне тебя судить. И... и я – не ты. Сначала думала – даже на могилу твою не приду, а теперь... Ты мне отец. Другого отца у меня не будет... – она остановилась прямо перед ним.
– Спасибо, дочка... – вяло ответил тот.
– Не знаю, когда еще увидимся, но... Предлагаю обменяться телефонами. На всякий случай... У тебя есть телефон?
Отец потянулся и достал из-под подушки гигантскую трубку грязно-желтого цвета, напоминающую перезрелый банан.
– Вот, сотовый... все как у людей. Только номер не помню свой. Сейчас найду его в памяти... – он принялся тыкать в кнопки. – Пиши, Александра...
В электричке было относительно свободно – в этот час все ехали не в Москву, а из нее. Саша села у окна, прислонилась виском к вагонному окну.
В первый раз она не ощущала к отцу ненависти. Той острой, нестерпимой ненависти, которая наполняла всю ее жизнь, с раннего детства. Нет, она не простила его, но она словно примирилась с его существованием. С тем, что он – жив, а мама – нет...
«Кажется, он обрадовался подарку... – думала Саша, глядя на проносящиеся за окном дачные домики. – Может быть, в нем что-то изменится, и он найдет в себе силы покаяться. Отец ведь болен, сильно болен – это очевидно... Пусть хоть перед смертью перестанет кривляться! Но как он все помнит... Даже девичью фамилию бабушки Али! Я и то ее еле вспомнила...»
Саша вышла из вагона, когда вечер уже начал опускаться на город.
Вокзальная жизнь была отвратительна – сновали попрошайки, какие-то немытые личности... Одна тетка таскала за волосы другую:
