Они молчали, разглядывая друг друга. Наконец Кашин спросил сиплым голосом:
– Он мне что-нибудь передавал?
– Ничего не передавал, – хмуро ответила старуха. – Вы из Москвы?
– Да, – кивнула Алена. – А что?
– Ну так поспешайте назад, а то последний автобус до станции скоро уйдет! – сказала старуха и бесцеремонно захлопнула дверь.
– Боже мой… – пробормотала Алена. – Семен Владимирович, голубчик, вы только не расстраивайтесь! В самом деле, ничего страшного! Ну умер он, ваш Лигайо, – что ж такого?..
Кашин ничего не ответил. Он пребывал в глубокой задумчивости. Алена потащила его к калитке. Совсем стемнело.
Они долго брели по заснеженной улице назад, до остановки. Долго мерзли у фонарного столба, пока пробегающий мимо мужик в валенках не крикнул им:
– Зря стоите! Автобус не пойдет, сломался он на конечной…
Семен Владимирович продолжал молчать. Алена тщетно вглядывалась в сумрак, надеясь поймать попутку, которая подбросила бы их до станции. Ее не покидало ощущение бредовости происходящего. Симпозиум кактусоводов, Лигайо, крошечный городишко, больше похожий на пустыню… И вся ответственность за Кашина лежала на ней. Надо было срочно что-то придумывать, поскольку старик все больше и больше заваливался на нее. Вероятно, от холода и слабости ноги больше не держали его.
Вернуться ко вдове Лигайо, оставить там Кашина, пока она, Алена, будет ловить попутку?..
Она посадила Семена Владимировича на скамейку и побежала за помощью. Все тот же мужик в валенках попался ей навстречу. От него Алена узнала, что тут можно хоть всю ночь просидеть – автобус теперь пойдет только утром. Но есть гостиница – во-он за тем домом.
Гостиница показалась Алене лучшим вариантом, чем неприветливая вдова Лигайо. Она подхватила под руку Семена Владимировича и потащила его в указанном направлении.
– Холодно? Ничего, сейчас согреемся… – пробормотала она, мысленно ругая себя последними словами. Надо же, согласилась на такую авантюру! Поверила в этот дурацкий симпозиум! Застряла вместе с беспомощным стариком в какой-то Тмутаракани!
За заборами оглушительно залаяли собаки. В черном небе зловеще сияли звезды. А холодно было так, что Алена не чувствовала ног…
Поэтому, когда они с Кашином ввалились в теплый гостиничный холл с искусственной пальмой в кадке и мутным зеркалом на стене, Алена почувствовала почти что счастье.
– Места есть? Нам нужен двухместный номер! – крикнула она сидящей за стойкой почтенной даме («Плывун Вера Олеговна» – было написано рядом на карточке).
Дама – в массивном парике серебристо-пепельного цвета, в свитере, расшитом стразами, с неподвижным от толстого слоя косметики лицом – утвердительно взмахнула ресницами, тоже явно искусственного происхождения.
– Паспорта давайте, – равнодушно произнесла дама. – Вам «полулюкс», «люкс», президентский?..
– Что, и такой есть? – удивилась Алена – гостиница была явно не из тех, в которых останавливалось большое начальство. – Нет, нам что попроще…
«Полулюкс» оказался совсем недорогим. Алена, положив перед собой паспорта, свой и Семена Владимировича, окоченевшими пальцами заполняла бланки. Сам Кашин неподвижно, все с тем же ошеломленным видом, сидел в дерматиновом кресле под пальмой.
– Хорошая вещичка… – хмыкнула Плывун Вера Олеговна, разглядывая руку Алены.
– Где?
– Да вот, на вас. Сколько карат?
– Не знаю… – пожала Алена плечами. – Я в этом не разбираюсь.
Вера Олеговна достала из-под стойки лупу и принялась рассматривать перстень – Алешин подарок.
– Продайте, – вдруг изрекла она.
– Да ну вас! – с досадой отмахнулась Алена. – Вот, готово… Куда теперь идти?
– Девятый номер, на втором этаже, – с каменным лицом ответила Плывун и кинула Алене ключи.
Лифта, разумеется, не было…
Номер был так себе, но за времена своей концертной деятельности Алена и не такого насмотрелась. Рваные половики и исцарапанный паркет ее не могли испугать. Главное, что здесь было тепло, даже жарко. А что холодильника с телевизором нет – так это вообще ерунда! Завтра они все равно отсюда уедут…
– Опоздал, – одними губами произнес Кашин. – Я опоздал.
– Ничего, Семен Владимирович, ничего страшного… – Алена сняла с него шапку, стянула пальто. – Вы же слышали – Лигайо тоже о вас все время вспоминал.
– Я опоздал, – с упрямым отчаянием повторил Кашин. – Бедный Кирюха…
В первый раз он называл Лигайо по имени.
– Она сказала, где его похоронили? – Кашин вскинул голову.
– Кто? Эта Марь Иванна? Нет, не сказала. Но я думаю, что где-то здесь, в Борисове… А, понимаю, вы хотели сходить к нему на кладбище! – озарило Алену. – Ну да! Если хотите, я завтра сбегаю к Марь Иванне, уточню, и, если кладбище не очень далеко и будет не очень холодно…
– Не в этом дело. Я желаю быть похороненным рядом с ним. С Кириллом. Это возможно?
– Я не знаю, – стараясь сдержать раздражение, ответила Алена. – Откуда я могу знать? Посидите пока тут, я за чайником сбегаю…
Она убежала вниз – и битых полчаса выпрашивала у строгой Плывун электрический чайник. Наконец та за сто рублей соизволила дать его Алене и еще двести взяла в залог.
Когда Алена вернулась в жарко натопленный номер, то Семен Владимирович тихо лежал поперек кровати. «Уснул, наверное…» Алена хотела снять с Кашина сапоги и уложить его как следует, но ей вдруг стало не по себе.
– Семен Владимирович! – тихо позвала она. – Семен Владимирович!..
Кашин не отозвался. И вообще, его неподвижное, спокойное лицо показалось Алене подозрительным.
– Семен Владимирович! – с ужасом закричала она.
«Доктора… Надо доктора скорей!» Алена кубарем скатилась по лестнице вниз, задыхаясь, попросила Плывун вызвать «Скорую».
– Что, дедушке плохо стало? – сурово спросила та. – Вот, так и знала – понаедут тут всякие, а потом помирают прямо в номерах….
– Господи, да что ж вы тут рассуждаете – «Скорую» вызывайте! – умоляюще воскликнула Алена.
Плывун меланхолично набрала номер.
– Але, больница? Больница, у нас дедушке одному плохо… – поговорив с больницей, Плывун положила трубку. – Минут через сорок приедут.
– Как долго! – Алена снова помчалась наверх.
Кашин лежал все с тем же неподвижным, спокойным лицом.
– Помер, – сказала Плывун за спиной Алена. – Дедушка?
– Нет. Так, знакомый был… – Алена села на шаткий стул. Вера Олеговна села на другой стул, напротив Алены, в первый раз посмотрела на нее с сочувствием. – Родные-то у него есть?
