– Хомо, твоя половина во мне заставить меня много переосмыслить, и я тоже не мочь поступать так, как поступить бы на мое место любой маатанин. Но все же ты не знать, как умирать маатанин. Это опасно для всего твои соплеменники, не только для ты один. Еще ни один маатанин не умирать в эта Вселенная. При достижении предела бытия в нас просыпаться вторая целевая программа, и мы уходить в тот мир, откуда прийти Вершители. Мой срок близок очень, весьма, сильно, я должен уходить, не задерживать меня. Да!
– Подождешь, – буркнул осоловевший Шаламов. – Отпущу, когда объяснишь все, что я храню в своем сейфе. – Спасатель шлепнул себя ладонью по затылку. – Кстати, почему ты полез в Горловину? Разве ваше собственное маатанское метро, этот ваш Хранитель Пути не мог доставить тебя Вершителям? Или куда ты там собрался?
– Нет остаться только два, может быть, три живой орилоун, способностью к выводу в иную вселенную через «серую дыру», да и то они больные и мочь необратимо трансформировать уходящего.
– Посмотрим. Любопытно будет взглянуть на мир Вершителей, да и на них самих. Первым делом я спрошу, чего им у нас было надо. Пришли, покрутились, бросили своих слуг и ушли. Ну что, вперед? Кстати, наш «глазастый» призрак-преследователь, кажется, отстал наконец. Послушай, Отшельник, а что, если я спрошу у него, он поможет?
Маатанин не ответил.
Пожав плечами, Шаламов, подбадривая себя, пропел дурным голосом: «Где над омутом синеет тонкий лед, там часочек погощу я, кончив лет»
[47]
, – и нырнул в открытую дверь чужого метро.
Боль внезапно отступила, сменилась волной возбуждения, и Шаламов, с трудом пробившись из внутренностей метро наружу сквозь забитый песком, грязью и льдом выход, даже засмеялся, увидев над головой темно-синий купол неба с полосой Млечного Пути.
– Слава богу, дома! Слышишь, Отшельник? Красиво у нас, на Земле? Кажется, вылезли мы где-то в северных широтах, в зоне мерзлоты.
– Я плохо видеть, у вас сильно темнота.
– Извини, я забыл, что ты видишь в другом интервале спектра. У вас, на Маате, тоже не очень-то светло, с моей точки зрения. Теперь держись, я буду действовать по своему усмотрению. Рано или поздно нас, конечно, засекут, поэтому действовать надо быстро, не хочу я объяснений с властями. Одно хорошо, что ты есть не хочешь и на горшок не просишься, это великое преимущество маатан перед людьми.
Понял ли «черный человек» грубоватый юмор Шаламова, неизвестно, но возражать не стал. При свете звезд на фоне земного пейзажа – тундра, край озера, приземистая березовая роща неподалеку – маатанин выглядел настолько необычно, что Шаламов возблагодарил Его Величество Случай за прибытие в полночь. До утра они успеют найти транспорт и упрятать бесформенную глыбу вместе с ее «гнездом». «Черный человек», конечно, не ведьма на метле, но встреча с ним любому нормальному человеку может стоить сердечного приступа: что издали, что вблизи – нечистая сила, да и только!
Шаламов ухмыльнулся и, пристроив на теле маатанина свой скафандровый «динго», превратил того в двухметровый снежный ком. Затем утопил скафандр в озере, приметив место, с неведомым доселе наслаждением искупался сам, хотя вода была по человеческим меркам исключительно холодной, и принялся искать транспорт. Через полчаса дежурный куттер общетранспортной инспекции доставил его к станции метро на Таймыре. Внушив пилоту, что он отвозил влюбленную парочку, Шаламов отыскал кабину для «негабаритных» пассажиров и вышел в Брянске.
Купавы дома не оказалось.
Побродив по комнатам, Даниил сел на кровать и несколько минут размышлял, вспоминая ее поведение в последние дни перед его неудачным «кенгуру», жесты, улыбку и голос. Проснулась головная боль, а вместе с ней древние атавистические инстинкты ревности, обиды и пренебрежение нормами этики. Справиться с ними было нелегко, да и не очень хотелось. В условиях постоянной внутренней борьбы двух психик и медленной, но растущей дезорганизации личности Шаламовым начинали командовать те стороны характера, о существовании которых он и не подозревал и которые остались в человеке от его общих предков по эволюционной лестнице – динозавров и хищных млекопитающих: индивидуализм, высокомерное сознание собственной исключительности, бессердечие и равнодушие. Правда, все эти черты пока еще сглаживались волей, сознанием и запасом лучших человеческих качеств, свойственных Шаламову в прежней жизни, врожденных и воспитанных, но моменты равновесия наступали все чаще и чаще, а сам Шаламов не способен был проанализировать свои мысли и поступки с точки зрения стороннего наблюдателя.
Мелькающие изредка сомнения в правильности принимаемых решений и мысль, что он что-то упускает из виду, что-то делает не так, таяли, как мираж, оставляя в душе саднящий след. И все же спасатель верил в свои силы, нося в себе знания, расшифровка которых позволила бы землянам решить проблему контакта не только с орилоунами и маатанами, но и с загадочными их прародителями, перекинувшими мост между двумя вселенными еще в те времена, когда по Земле бродили мамонты…
«Мальгин, – подумал Шаламов с неприязнью… – Купава может быть только у Мальгина… черт его побери! Он же ее до сих пор любит, это заметно невооруженным глазом. Но, с другой стороны, Клим исключительно щепетилен в вопросах чести, искренне считая меня своим другом. Не может он перемениться вдруг, не тот человек… человек-да. М-да… А с третьей: меня уже могли списать с довольствия, погиб, мол, на Орилоухе, вот и развязали ему руки. Да он из простой заботы о ближнем обязан был забрать Купаву к себе, к тому же и ребенок его…»
Шаламов вскочил, снова сел, но успокоился только после того, как обдумал план дальнейших действий. Хотя во время последней своей встречи с Мальгиным он и был не очень вежлив, тем не менее, помня изречение Бернарда Шоу: «Берегись того, кто не ответил на твой удар», – должником себя не считал. «Ты сам во всем виноват, Клим, – подумал он, – я не отбирал у тебя жену, она ушла сама… по неведомому даже мне зигзагу настроения. А если думаешь, что я этому был дико рад, то глубоко ошибаешься. Это только со стороны кажется, да и тебе самому, что мы остались друзьями, на самом деле мы враги. Жаль, что ты этого не понял раньше. И кстати, мне Купава нужней, она это поняла. Если бы она была необходима тебе, она бы не ушла».
Спасатель вызвал городское транспортное бюро по обслуживанию населения и заказал грузовой куттер. Хотя шел второй час ночи, инк бюро не удивился вызову и пообещал подогнать машину через пятнадцать минут.
– Вот и все, – сказал Даниил «черному человеку». – Скоро мы будем далеко отсюда, осталось уладить кое-какие дела. У меня предчувствие, что ухожу я отсюда надолго. Юкиккирини
[48]
, как говорят японцы.
– Мне жаль тебя, – ответил с необычной, прорвавшейся вдруг совсем человеческой тоской и горечью маатанин.
ГЛАВА 5
…Он бежал, задыхаясь, по странному и сложному лабиринту, сворачивая в бесчисленные коридоры с черными стенами и светящимся потолком, полные жутких теней и танцующих призраков, слепленных из струй лилового тумана. Сзади все явственней доносился тяжелый топот, сотрясавший лабиринт: кто-то черный, бесформенный, страшный, без лица и без ног, догонял и жег спину угрожающим взглядом. Как же он бежит без ног?! – мелькнула мысль, но тут же была задавлена темным, слепым ужасом, поднявшимся из глубины души. Мальгин уперся в тупик и повернулся к преследователю лицом. «Черный человек» тоже остановился и начал менять форму, превращаться в невиданное существо, с туловищем тигра, орла, дракона и с человеческой головой…
