Уже третий раз Мальгину снился сон: он в образе орла парит над горной страной, испещренной узорами долин, ущелий и хребтов, зорко всматривается в серо-бело-коричнево-голубоватый хаос, изредка пошевеливая могучими крыльями, и ищет… Что? Или кого? Что может искать орел в горах, одинокий и гордый, как страж бога молчания?.. Постичь смысл образа не удавалось, но ощущение вольного полета сохранялось долго.
Мальгин полежал, глядя в малахитовое строение потолка, вызвал внутренний отсчет времени: шесть часов утра. Можно поспать еще час, но лучше встать. Клим усмехнулся – он-то рассчитывал на круглосуточное бодрствование: оказалось, интрасенсы, несмотря на свои экстравозможности и резервы, нуждаются в сне почти как люди, ну разве что дольше могут обходиться без сна, не снижая работоспособности.
После первой своей попытки дальней пси-связи с Железовским Мальгин приходил в себя семь часов, да еще столько же спал, приказав «домовому» не беспокоить, поэтому совет Аристарха выполнить не мог. Теперь же решил не откладывая позвонить отцу. Интересно, что мог знать математик об отце такого, чего не знал сын?
Виом включился на второй минуте. Мальгин-старший застегивал халат, то и дело оборачиваясь и прислушиваясь к чему-то. Вид у него был помятый, а под левым глазом красовался самый настоящий синяк.
– Ну и ну! – присвистнул Мальгин. – Прямо персонаж старинного гангстерского фильма. Где это ты заработал медаль, па?
– На улице нашел, – хмуро буркнул старик, машинально дотронулся пальцем до посинелого подглазья и снова прислушался. – Подожди минуту.
Исчез из поля зрения. Мальгину почудились какие-то странные звуки: то ли кошка замяукала, то ли ребенок заплакал. Потом снова установилась тишина. Мальгин-старший появился через пять минут.
– Тебе не спится?
– Так ты мне скажешь, что случилось? Где тебя угораздило?
– Столкнулся с действительностью.
Настроение у отца было неважное, однако раньше он никогда не позволял себе разговаривать на грани грубости.
– Я сейчас приеду, поговорим. Кстати, ты что, кошку завел?
Брови отца приподнялись.
– Какую кошку?
– Я слышал какие-то мяукающие звуки.
– А-а… – Старик отвернулся. – Это фильм… про котов.
Мальгин с сомнением посмотрел на отца, но тот выдержал взгляд, а мгновенный пси-контакт на таком расстоянии хирургу пока не давался.
– Ты бы лучше навестил Купаву, – пробурчал старик.
– Па, ну что ты заладил одно и то же. – Клим поморщился. – Я же говорил тебе: был я у нее…
– Она во Второй брянской клинике, отделение психотерапии.
– Что?! – Сердце рванулось с такой силой, что, казалось, загудела грудная клетка. – Что с ней?
– Насмотрелась и наслушалась всякой дряни.
– Ви-нарко?
– Врач сказал, что ее едва удалось вернуть из транса.
– О черт!.. Это моя вина… я знал и… – Мальгин бросился из комнаты так внезапно, что «домовой» не сразу догадался извиниться и выключить связь.
Отец смотрел из виома прищурясь, и лицо у него было печальное и доброе.
– Беги, беги, тигр, потерявший след… – пробурчал он. – Вчера не догонишь, а от завтра не уйдешь…
Мальгин ворвался в здание клиники как снаряд, разве что не произвел такого разрушения и ухитрился никого не покалечить. Вопрос киб-дежурного: вы куда? – он проигнорировал. Пси-зрение вело его в нужном направлении не хуже указателей на стенах.
Купава лежала в сорок девятой палате, почти полностью похожей на ту, в которой лежал Мальгин после своего рейда на Маат и Орилоух вслед за Шаламовым. Одна стена была совершенно прозрачна, создавая иллюзию открытого окна, и низкое осеннее солнце заливало комнату потоками густого оранжевого света. В углу комнаты располагалась стойка медкомбайна, помаргивающая цветными огоньками, в другом дежурил киб, похожий на стоящего на задних лапах тушканчика, но с четырьмя передними лапами. Мебель в комнате была трансформная, и Купава сформировала по своему вкусу столики, диван и пуфы для пространственной организации гарнитура.
Женщина лежала на кровати, опираясь на высокие подушки, и безучастно смотрела в окно. Губы ее шевелились, будто она разговаривала сама с собой. Бледные щеки, синева под глазами, заострившийся нос говорили сами за себя. Мальгин остановился на пороге, потрясенный той переменой, которая произошла с его бывшей веселой и решительной женой. Может быть, поэтому его гипервидение дало на этот раз осечку, а эмоциональная интуиция не сработала, и он не смог определить состояние Купавы и прочитать ее мысли.
Она повернула голову, некоторое время смотрела на посетителя с прежним безучастным видом, потом в глубине глаз разгорелся огонек, брови поднялись, сломав трагический треугольник, но губы прошептали не те слова, которые ждал Клим:
– Снова ты. Зачем пришел на этот раз?
– Пава, – с дрожью в голосе сказал Мальгин, подходя к ней. – Это правда?
Брови Купавы снова изогнулись в недоумении, потом она поняла, усмехнулась.
– Странный вопрос. Разве ты не веришь врачам?
Кровь ударила в голову, запылали щеки, и прошло какое-то время, прежде чем Мальгин справился с собой. Купава смотрела на него с любопытством, чуть оживилась.
– Надо же! Каменный Мальгин краснеет! Неужто произошло чудо, и ты обрел человеческие качества?
Клим полностью овладел чувствами, утвердительно кивнул.
– Времена меняются, и мы меняемся с ними. Древняя формула права. Зачем ты это сделала? Я же предупреждал, что твое новое увлечение может плохо кончиться, а твои друзья не… – Он не договорил.
Лицо Купавы стало злым.
– Не говори ничего о моих друзьях, – тихо выговорила она, закусила губу, побледнев.
Медкомбайн в углу отреагировал на это звоночком и вспыхнувшим алым квадратом. Киб тотчас же ожил, подскочил к кровати, схватил что-то золотое и прозрачное с подставки по другую сторону, просеменил к стойке комбайна и вернулся со стаканом молочно-белой пенящейся жидкости. Купава выпила напиток, щеки ее порозовели.
Мальгин взял из ее руки стакан, повертел в пальцах, внимательно разглядывая.
Стакан, после того как его содержимое было выпито, вообще не напоминал сосуд: Клим держал в руках, почти не ощущая этого, золотистый узор из прожилок, похожий на морозный рисунок на оконном стекле, но стекла-то как раз и не было! Рука ощущала прикосновение, но материал этого стакана был ни холодным, ни горячим, ни твердым, ни мягким.
Мальгин прошел сквозь стену в туалетную комнату, наполнил стакан водой и хмыкнул: клубок светящихся золотых нитей превратился в сосуд, вода из него не выливалась, хотя стенок по-прежнему не было видно. Залпом выпив воду, хирург вернулся в палату. Купава покачала головой, ощутив перемену в душе Мальгина, вздрогнула, когда он заговорил:
