– Не должен, – сказал Харитон. – С таким сильным человеком, как ты, я работаю впервые, другой на твоем месте давно бы сломался. Ведь обладатель баса – «терроморфа глубь» – это же на самом деле прямая команда, программа трансформации мозга, живущая в подсознании и пытающаяся подчинить твое «я». А «дерево» на багровом фоне – твоя нервная система.
– Это-то я знаю.
– Я знаю, что ты знаешь, но до сих пор не могу понять, как тебе удается уходить от атак этой программы, соскальзывать в древние памяти.
– А вот с этим разбирайся сам, я тоже не понимаю механизма соскальзывания.
Мальгин вспомнил остановившийся взгляд Шаламова, когда память «черного человека» завладела им полностью, и отголосок былой жути заставил сердце забиться быстрей. Куда ты ушел, Дан? И когда вернешься? Или бываешь на Земле регулярно, а мы не знаем?
Снова перед глазами повис разбухающий, обросший «шубой» исполинских черных молний клубок скомканного, перекрученного пространства, возникший на месте обломка «сверхструны», – ворота в мир иных измерений, и в душе шевельнулись страх и сожаление: войти в эти ворота не было суждено никому. Еще хорошо, что эксперимент решили проводить на Меркурии, достаточно далеко от человеческих поселений, а если бы это сделали на Луне или еще лучше – на Земле?.. Но каков Лондон! Он наверняка знал о результате эксперимента, обладая завидной футур-памятью, но предпочел намекнуть, а не сказать прямо. Скажи он, что произойдет, и никто бы не поверил, а намек заставил насторожиться и вовремя сыграть тревогу. Вот с кем надо бы непременно повидаться.
Мальгин посидел еще немного, отдыхая и чувствуя, как возвращаются силы, приказал «домовому» набрать код Карой. Однако ее комп, осведомившись, кто звонит, ответил, что хозяйки нет дома и не будет еще долго. На вопрос, как долго, он ограничился коротким «спросите у нее», а на второй, где ее искать, туманно сообщил – «В небесах». Видимо, отвечать таким образом было ему предписано самой Карой.
В Институте нейроисследований в Вене ее тоже не оказалось, дежурный инк мог сообщить только, что Карой Чокой взяла отпуск на неопределенное время.
Поразмышляв, Клим позвонил Джуме Хану. «Домовой» нашел безопасника в центре системы СПАС в Приземелье; станция была «привязана» к одной точке земной поверхности на высоте десять тысяч километров.
– Привет, – угрюмо улыбнулся Джума в ответ на приветствие хирурга.
– Тебя перевели в спасатели?
– Работа, – пожал плечами Хан, не вдаваясь в подробности, и оживился: – Говорят, ты присутствовал на эксперименте по «размотке» «сверхструны»? Что произошло?
– «Струна» по неизвестным причинам «провалилась» в многомерность, теперь в том районе образовался, по заявлениям физиков, «бесконечномерный объект», horror infiniti.
[102]
– И с чем его едят?
– По-моему, они сами не понимают, что это такое.
– Эйнсоф.
– Как?
– Эйнсоф – бездна, ничто в понятиях каббалы.
– Объект назвали «сферой Сабатини», по имени ученого, проводившего эксперимент, но эйнсоф – звучнее. Теперь там работает эконадзор, и кое-кому крепко достанется, в том числе и Ромашину.
– Он-то при чем?
– Эксперимент готовился с его подачи, именно он надоумил физиков попробовать раскрыть шаламовский обломок «сверхструны».
– Физики должны были сами просчитать варианты финала, эфаналитики есть и у них. И вообще провал «струны» можно посчитать ситуацией форс-мажор
[103]
. Ты не очень хорошо выглядишь, мастер! Что-нибудь случилось?
– Просто накапливается усталость.
– Надо чаще менять профессию, это стимулирует вкус к жизни. Сужу по себе.
– Я не это имел в виду. Приходится бороться с собой…
Джума поймал его взгляд.
– Не справляешься?
– Пока справляюсь. – Мальгин сжал зубы, вдруг сообразив, что Джума понял его звонок по-своему, как просьбу о помощи. – Джу, я ищу Карой, но ее нигде нет, а «домовой» заявил, что она в «небесах». Что это значит?
Глаза Хана сузились, на миг стали тоскливыми, блеснули вызовом, погасли. Помолчав немного, он сказал с усмешкой:
– Уже два дня не видел я предмета, на третий кончу жизнь из пистолета… как говорил поэт. А разве она тебе ничего не сказала?
Сердце Мальгина оборвалось, его обдало жаром, но приходилось держать марку, и он постарался не сбиться с тона:
– Ничего. Где она?
– Она ушла из института, решила поменять профессию. – Джума снова помолчал, словно раздумывая, говорить ли дальше, и добавил: – Карой сейчас на базе коммуникаторов «Эдип-2», там появилась вакансия.
Мальгин открыл рот и закрыл. Он был ошеломлен. «Эдип-2» была базой ИВК над Маатом, планетой «черных людей», и работали там в основном «отшельники» – ксенологи и контактеры, годами не вылезавшие из скорлупы станции на Землю. Что заставило Карой пойти на этот шаг? Почему она решила вдруг поменять профессию, уйти из коллектива, где ее ценили и любили, в небольшую группу с неизвестными условиями? Неужели из-за него, Клима Мальгина, потерявшего уверенность и в некотором смысле вкус к жизни?
Джума покачал головой, отвечая скорее своим мыслям, а не переживаниям, отразившимся на лице хирурга.
– Она ушла не от тебя, мастер, и не от меня – от себя. Хотя прекрасно понимает, что уйти от себя невозможно. Следующий шаг… – Он не договорил, но Клим понял и так. Следующий шаг был его.
Виом свернулся в уголек, погас. Мальгин, сгорбившись, сидел перед «тюльпаном» «домового», и в голове его царил бедлам.
Из этого состояния, длившегося минут двадцать, его вывел Харитон:
– Предлагаю последовать совету.
– Какому? – очнулся Мальгин.
– Поменять профессию. Она тебя давно уже не удовлетворяет, пора бы уж признаться и самому себе. На крайний случай перемени обстановку, отвлекись, займись работой с ксенологами ИВК, они с нетерпением ждут информацию о маатанах, а у тебя есть что им сказать.
Мальгин хотел было поставить Харитона на место, потом задумался и признал логику инка заслуживающей внимания. Он позавтракал второй раз, позвонил в институт, поговорил с Зарембой и поспешил к стоянке такси, решив начать день с поисков Лондона. А у дома столкнулся с Ромашиным, спешащим навстречу.
Оба обрадовались друг другу, хотя Мальгин видел это, а Ромашин нет. На жемчужно-сером фоне пси-зрения хирурга Игнат всегда делился на две дюжины «призраков», почти совпадавших контурами: первая – всех оттенков светло-зеленого цвета, вторая – голубого, и обе дюжины (пакеты биополей «тэта» и «гамма») прекрасно укладывались в характер Атоса, каким его описал Дюма. Правда, с некоторыми несущественными отклонениями в сторону характера Арамиса.
