Перед старушкой, словно призрак, возник Паша, готовый сразу же зажать бабульке рот.
— Тс-с-с, бабуля, не вздумай орать…
Она орать и не думала, а спокойно и с достоинством ответила, да так, что я чуть не расхохотался, несмотря на серьезность ситуации.
— Какая я тебе, придурок, бабуля, зенки разуй…
«Бабулей» оказалась вполне молодая деваха лет двадцати трех, русская из местных, не успевшая эвакуироваться. А под бабулю она рядилась, чтобы местные чеченцы не приставали. Она переселилась сюда к своим деду и бабке из Октябрьского района, так как ее здесь мало кто знал, и, как могла, выживала со стариками, прячась в подвале дома. В бомбоубежище частенько наведывались боевики, живущих поблизости мирных жителей, в том числе и русских, не трогали, считая, что при бомбежках и артиллерийских обстрелах они послужат неплохой защитой. Действительно, вчерашней ночью ближе к утру она наблюдала группу людей в таких серых камуфляжах (слово «камуфляж» она произнесла очень обыденно и без запинок). Потом немного кто-то пострелял, понаехало на машинах множество боевиков, начали обстреливать бомбоубежище, потом начался артиллерийский обстрел — вот и все, что она видела. Рассказав все, что видела, она попросила разрешения идти, а то старики будут очень переживать: вышла она всего на две минуты к соседям-армянам, попросить у них то ли спичек, то ли еще чего. Паша отдал ей свою зажигалку, пару банок консервов и полпачки чая, которые вечно таскал собой, при этом еще умудрился пококетничать и назначить свидание. На что деваха с усмешкой ответила:
— В шесть часов вечера после войны на Сунженском мосту…
Значит, действительно Осипов и его разведчики внутри, придется возвращаться за броней. Маршрут известен. БМП проедут легко, осталось уговорить пехотинцев. Уговаривать и не пришлось. На свой страх и риск я обозначил себя ракетами, выслал навстречу дозор и очень тщательно описал дорогу. БМП и МТ-ЛБ домчались до бомбоубежища быстро. Работали как заведенные. Если все сделаем без промедления, успеем до рассвета вернуться обратно. В пять утра освободили вход. Сдернули тросом полупридавленную железную створку и сразу же залегли под автоматно-пулеметным огнем изнутри бомбоубежища.
— Майо-о-ор-р-р Осипов, вы муда-а-ак! — заорал я в глубину подземелья в перерыве между выстрелами; гулкое эхо подхватило: «ак, ак, а-а-а…»
— Сам мудак, — раздалось оттуда, и на воздух в сереющее утро вышел, пошатываясь, Осипов. — Ничего не говори, — сказал он, обнимаясь со мной, — взрываем все, что внутри, и уходим…
Никакой это был не бункер, а обыкновенное бомбоубежище, построенное еще во времена «холодной войны» при Советском Союзе…
Взрывать не стали; пехотинцы вытащили несколько ящиков, закидали их в десант БМП, что можно, заминировали и, попрыгав на броню, помчались к девятиэтажке. Уже на подъезде нас вяло обстреляли с крыш домов; ответили слаженно, из всех стволов стрелкового оружия, даже не сбрасывая скорость. Броня нырнула под прикрытие гаражей. Разгрузились, пересчитались и побрели в дом. Я с группой остался возле КамАЗа и «пожарки», загнанных в проулки между гаражей, хорошо укрывавшие технику от посторонних взглядов. Осипов сказал, что подойдет к обеду, а пока по возможности будет отсыпаться и выходить на связь с группировкой. Я, поставив заместителю задачи на чистку оружия, приготовление завтрака и организацию отдыха, поплелся вместе со связистом на крышу, заодно заглянул по дороге к Романову. Старлей сидел в трофейном кресле и «медленно моргал», изредка позевывая и почесываясь.
— Быстро вы, однако, вернулись, я даже полпузыря выхлебать не успел. Тут, кстати, шевеления ночью наблюдал, мама не горюй…
— А что было? — спросил я, присаживаясь в соседнее кресло и знаком отпуская связиста на крышу.
— Да с переулка, откуда «зэушка» лупила, разведка ихняя сунулась. Так, постреляли в воздух да по окнам, ракеты попускали да ушли. А потом полночи по улице справа духи перли, группками, то на машинах, то пешком. Все куда-то в центр стягиваются. Слышишь, как гремит-то?
— Ага, — я прислушался: где-то за несколько кварталов и улиц от нас шел бой.
— Вот-вот, а с опорного пункта передали, что у них тихо, их просто обходят, не ввязываются в бой. То ли просекли, что к нам свежий народ подтянулся, то ли силы берегут. Наши тоже зазря пулять не начинали, а то как начнешь — они махом все огневые точки выпасут…
— Да, что-то там действительно разгорается. Удивительно, что нас еще не озадачивают куда-то выдвигаться и что-нибудь блокировать или штурмовать. Может, про нас забыли?
— Дык это по-любому к лучшему. Тут я полночи слушал, как какого-то командира полка склоняли за то, что к кому-то на помощь не вышел, а он им чешет, что если попрет колонной, то его пожгут нахрен, а там маты сплошные да крики…
— Да пофиг нам этот полкан, главное, чтобы нас не трогали. Он, может, и прав: попрется на выручку — еще больше народу положит.
— Ей-богу, пофиг. Ты расскажи, как там эти «серые» навоевали-то. Мне мои бойцы уже насвистели: бомбоубежище какое-то нашли, в десантах ящики трофейные лежат. Спуститься посмотреть лень — так за ночь набегался то с вами, то с этими гребаными чичами, все ждал, что нас колбасить начнут.
— Да сам толком не знаю, мне майор ничего и не рассказал. Думаю, они охрану сняли, начали досматривать, а потом наша артель по ним лупанула, их и привалило. В бункере духов всего ничего было, человека три. Я толком не рассмотрел — скорее всего, там или склад был, или убежище от авиации…
— Ну, видать, вы задачу выполнили и скоро сваливать будете. На кого же вы меня, убогого, покинете? — начал юродствовать старлей.
— Не бзди, подождем, что наши начальнички скажут, а то еще задач нарежут работать прямо с этого района. Да и эвакуироваться отсюда проблематично будет, сами без вашего прикрытия не уйдем.
— Да ладно, если будете уходить, по крайней мере вашу «ленточку» до «Бульвара» протащим, да и я, наверное, с вами один «мэтэл» отправлю: надо «двухсотых», «трехсотых» увозить отсюда.
— Да, если честно, мне уходить и не хочется: наш дом на колесах всегда с нами, а на Ханкале снова задач поналепят, может, что-то еще похуже этого придумают, и не отвертишься, войска разгоняться начали. В группировке краем уха слышал, что даже морпехи на подходе — видно, решили штурмовать изо всех сил и к Старому Новому году попытаться духов из города выдавить.
— Ну да, к Новому году уже выдавили…
Нашу беседу прервал связист, заглянувший в пролом в стене. Все, появилась связь, пойдем беседовать.
Штаб группировки перемещался куда-то в город, и нам приказали немедленно отбыть на Ханкалу. Решили особенно не торопиться. Осипов, впавший в задумчивость и неразговорчивость, побухтел, но с моим решением согласился. Поедем завтра с утра, а пока отдыхаем, наблюдаем, согласовываем маршрут, забиваем свои «амбарные отсеки» всякими полезными и вкусными вещами. На всякий случай не помешает провести поиск в районе завтрашнего маршрута выдвижения. Потихоньку начали готовиться, прокладывать маршрут по карте и визуально с крыши; минометчик сидел рядышком и чиркал карандашом в своем блокноте. Леха Романов беседовал по станции с «Бульваром», согласовывая порядок действий и отправку раненых и убитых. Нормальная вялотекущая рабочая обстановка. По-моему, даже чуть-чуть скучно: наверное, постепенно мы привыкаем к войне и относимся к ней как к работе, на которой можно и прохалявить.
