Мама целый день то плачет, то сидит неподвижно и молча смотрит в стену. Асей занималась бабушка, и еще все время приговаривала: «Сиротинка ты моя горемычная». Только никакая она не горемычная, и вовсе не сиротинка. У нее есть мама, и бабушка, и тетя Оля, и Леня. Хотя Леню она не очень любила — чувствовала, что и он ее не особенно любит. Наверное, потому, что она некрасивая. А Лене должны нравиться красивые девочки.
— Мам, пойдем ужинать. — Она дернула маму за руку, грубо и зло.
Наталья очнулась. Смерть Юры оказалась потрясением, к которому она не была готова. Она вдруг поняла, что очень любила его и продолжала любить даже после развода, после того, как в ее жизни появился другой мужчина. Перед глазами стояли их совместные поездки, праздники, рождение Аси, даже давно забытые мелочи, милые сердцу.
Например, ее порезанный палец. Они тогда только поженились, она открывала консервы и распорола палец консервным ножом, шрам остался до сих пор. Сейчас она вдруг вспомнила, как Юра при виде крови от страха чуть в обморок не упал, а она плакала и кричала, чтобы он скорее бежал в аптеку за пластырем, а он, дурачок, вызывал неотложку. Как они на первый его по-настоящему крупный гонорар купили в антикварном магазине старинную напольную вазу, Наташе она очень понравилась. Как бережно везли ее домой и как грохнули прямо на пороге. Как он встречал их с Асей из роддома, как в свадебное путешествие ездили на его первых «Жигулях». Захотели по дороге посмотреть какой-то храм в одной деревеньке и заблудились, а потом застряли на проселке из-за дождя и ночевали в машине, пока их трактор не вытянул. Она сидела, поджав ноги, то улыбалась, то плакала и не замечала ничего вокруг. Вывела ее из транса Ася.
Девочка топала ногами, дергала ее за руку и чего-то требовала.
— Ася, ты что? Мне же больно!
— Мне тоже больно. — Неужели это ее тихая Ася так грубит? — Хватит сидеть, ужинать пошли!
— Ужинать? — растерянно переспросила она. — А разве уже ужин?
— Вот именно! Ты весь день так сидишь. Вставай и пошли!
Бабушка Ирина Федоровна с состраданием смотрела на дочь, но внучку не одергивала. И то правда, пора выходить из ступора. Горе горем, а есть надо.
— Хорошо. — Она растерла ладонями онемевшее лицо. — Я сейчас.
— Наташ, смотри, кто идет, — шепнула на ухо дочери Ирина Федоровна, когда они подходили к столовой.
Гордо закинув назад голову и привычно вертя бедрами, к крыльцу двигалась Лариса, облаченная в расклешенные по последней моде джинсы и яркую кофточку.
— Вот нахалка, хоть бы оделась поскромнее, — сердито буркнула Ирина Федоровна, беря внучку за руку и поворачиваясь к Ларисе спиной, как будто хотела уберечь ребенка от непристойного зрелища. — Пойдем, деточка, все уже за столом сидят.
Наталья осталась. Она все еще не могла сбросить оцепенение и воспринимала окружающее, как кадры старой кинохроники — выцветшие, замедленные, почти без звука.
Лариса восприняла ее остановку на ступенях как вызов.
— Что смотришь? — Она решила напасть первой. — Не выгорело у тебя Юрку отбить! Я буду вдовой великого композитора, ясно?
— Что? Отбить? — Наталья встряхнулась. — Ты хочешь сказать, что убила его, потому что боялась, что он ко мне вернется?
— Что? Я убила? Ты спятила, что ли? — по-базарному взвизгнула Лариса, но тут же взяла себя в руки: в дверях появились первые отужинавшие постояльцы. — Ты ври да не завирайся! Никого я не убивала! — Теперь она шипела, как кобра. — Юра был моим мужем, мы с ним, между прочим, в Париж собирались осенью.
— Осенью он с тобой разводиться собирался, точнее, уже летом, — с презрением бросила Наташа. Вести этот разговор под взглядами любопытных глаз было крайне неприятно. — Добрый вечер, Лидия Павловна, Андрей Платонович, — кивнула Наталья, давая понять Ларисе, что разговор окончен. Но Ларису трудно было чем-нибудь смутить.
— Это ты ему на меня наговаривала! Ты хотела нас рассорить, ты и Юру убила, чтобы только нас развести!
— Ты просто бредишь, — пожала плечами Наташа. — Позволь пройти, на нас и так смотрят.
— Да? И пускай, мне скрывать нечего! — Не унималась Лариса. — Если не ты убила, то кто?
— Может, ты? Или Павел Бурко? — Воспользовавшись замешательством Ларисы, Наталья прошла в столовую.
Хорошо хоть соседи по столу уже закончили ужин и собирались уходить. Видеть никого не хотелось, если бы не Ася, она бы вовсе сюда не пришла. Бедный ребенок, все же как она ни храбрится, а смерть отца — это травма.
Лариса стояла на ступеньках и злилась. Зачем она только заговорила с этой гордячкой? Нужно было пройти, задрав нос, а она взяла и затеяла склоку и чего добилась? Все воспитание плебейское, недаром ее Юра дворняжкой называл — сначала в шутку, а в последнее время со злостью. И все носом тыкал, что она необразованная, что учиться не хочет. А зачем ей учиться? Что она, работать собирается? Юрка вон сколько бабок гребет, можно всю жизнь ничего не делать. Теперь, может, и придется на работу пойти. Не из-за денег, конечно, а чтобы тунеядкой не считали.
Лариса шмыгнула носом, распрямила спину и решила все-таки пойти на ужин. Назло! На крыльце все еще стояла та самая пожилая пара и продолжала брезгливо смотреть на Ларису, как будто она какое-нибудь насекомое. Очень хотелось сказать им гадость, но делать этого категорически не стоило. Только удовольствие им доставишь — выслушают, подожмут брезгливо губки, а потом по всему Дому творчества разнесут, что она шавка беспородная и вести себя не умеет.
Где же Леонид? Обещал ведь вечером вернуться. Небось заполучил машину и думать обо всем забыл, катает сейчас каких-нибудь лахудр по ночному городу, еще не дай бог машину разобьет.
— Лариса!
Ольга, чтоб ее. Со смиренной покорностью она пошла к золовке.
— Садись. Сейчас попросим официантку, она сюда твою порцию принесет, — по-хозяйски распорядилась Ольга. — Объясни, зачем ты только что устроила эту безобразную сцену? Зачем к Наталье лезешь?
— Да с чего ты взяла? Это она начала! И вообще, какая сцена? — по-детски принялась отпираться Лариса. Ольгу она боялась. Сестра мужа была какой-то монументальной, как бетонная глыба. Ольга возглавляла профсоюз большого промышленного объединения, умела запугивать, затыкать рты, выводить на чистую воду и вообще виртуозно давила на психику. После личных бесед с ней уже не один пьющий работник бесповоротно вернулся в семью и коллектив. Если хотела, она умела оказывать буквально гипнотическое воздействие. Особенно на людей вроде Ларисы.
— Прекрати оправдываться, я все видела. — Ольга потянулась к чаю. — Нам сейчас не ругаться нужно, а поддерживать друг друга. Мы одна семья, и позорить ее никому не позволено. Ешь. И прекрати наряжаться, у тебя муж умер. Что это за цыганщина? — Она неодобрительно глянула на пеструю Ларину блузку и большой кулон на цепочке, Юрин подарок к 8 Марта. — Скромнее надо быть. Смотри, как Наташа одета, просто и со вкусом.
