В дверь постучали.
— Войдите, — ответила Диана.
В кабинете появился сначала огромный букет чайных роз, а следом вошел Прозоровский.
Диана радостно вскочила ему навстречу.
— Арнольд! Какое чудо! Ты меня балуешь!
Она приняла букет. Арнольд обнял Диану и приник к ее губам.
— Почему я не могу побаловать мою любимую? Я так соскучился, заскочил просто повидать тебя. Уже убегаю, встретимся вечером. — Перед уходом он вновь заключил ее в объятия. Диана обнимала его и думала, как она невероятно счастлива.
Когда приехал Суржиков, она все еще с радостной улыбкой смотрела на букет роз. Вместе со следователем в кабинет зашел молодой мужчина в спецовке.
— Все хорошеете, Диана Глебовна, — криво улыбнулся Суржиков. — Смотрю, у вас от поклонников отбоя нет, опять букет. Небось какой-нибудь знаменитый артист?
— Почти отгадали, — счастливо засмеялась Диана. — Известный певец Арнольд Прозоровский.
— Прозоровский? — удивился Суржиков. — Да, действительно известный, мне его песни нравятся, он же еще поэт. Возьмете у него автограф для меня?
— С удовольствием, — гордо пообещала Диана.
— А где Фарятьев?
— Жду, обещал скоро быть.
— Тогда, чтобы мы вам не мешали, посадите нас в зал, мы пока кино посмотрим, — предложил Суржиков.
Через полчаса появился Фарятьев с двумя рабочими. Диана шепнула билетерше, чтобы она позвала следователя.
Замдиректора консерватории вальяжно вошел в кабинет Дианы и, увидев розы, замер.
— Ах, Дианочка, так я и знал, что у вас есть поклонник, который осыпает вас цветами!
Дверь кабинета вновь открылась, Фарятьев обернулся. Следователь Суржиков поздоровался с ним и подался вперед, а следом за ним вошел парень в спецовке и, увидев Игоря Алексеевича, улыбнулся. Фарятьев дернулся, словно ужаленный.
— Вам знаком этот человек? — поинтересовался Суржиков.
Парень вновь широко улыбнулся.
— Да, это его я видел на площадке со старушкой, которую потом убили.
Фарятьев мгновенно вспотел и бессильно опустился на ближайший стул.
— Что с вами? — участливо спросил Суржиков. — Может быть, валерьяночки? Диана, у вас нет валерьянки?
— Конечно, в кинотеатре есть аптечка, там должна быть.
Но Фарятьев уже взял себя в руки и с недоумением произнес:
— Не нужна мне валерьянка, с чего это вы вдруг взяли?
— Диана Глебовна, вы не уступите нам с Игорем Алексеевичем ваш кабинет ненадолго? — вкрадчиво спросил Суржиков.
— Занимайте, у меня все равно по кинотеатру дел много. — И она выскользнула из кабинета.
— Я тоже могу идти? — спросил электрик.
Суржиков отпустил свидетеля, сел на место Дианы и принялся за допрос Фарятьева:
— Расскажите, какие отношения вас связывали с Вебер Виолеттой Генриховной?
Обреченно вздохнув, Фарятьев отвел глаза.
— Я был знаком с ней по работе в консерватории и, когда она ушла на пенсию, время от времени общался с ней. Администрация консерватории оказывала ей помощь, я с ней поддерживал отношения.
— А почему Вебер вычеркнула ваше имя из своей записной книжки?
Он пожал плечами.
— Откуда я знаю? Мало ли что могло прийти в голову пожилому человеку, может, обиделась на что-то.
— А на что она могла обидеться? — уточнил Суржиков.
Фарятьев опустил голову.
— Да я уже и не помню.
— Почему вы угрожали ей?
Фарятьев возмутился:
— С какой стати я буду угрожать старому человеку? Женщине?
Суржиков ядовито усмехнулся:
— У нас есть два свидетеля, которые видели вас на лестничной площадке, у двери Вебер, и оба слышали, как вы угрожали ей и требовали у нее какие-то ценности.
Фарятьев ослабил галстук и бросил на следователя отчаянный, затравленный взгляд.
— Хорошо, я вам все расскажу, — решился он. — Я знал, что у Вебер есть редкие ноты, и уговаривал продать их. Она сначала обещала, а потом пошла на попятную. Вот я и не выдержал и говорил с ней грубо, но я не угрожал!
— Устроим очную ставку со свидетелем?
— Я не отрицаю, что был не воздержан на язык, мог в сердцах что-то сказать, но я не убивал Виолетту Генриховну! Клянусь! — горячо проговорил Фарятьев.
— Допустим, я вам поверю, — сказал Суржиков, внимательно рассматривая замдиректора консерватории. — А почему вас так интересует рояль, оставшийся после Вебер?
— Лишний инструмент нашей консерватории не помешает. Тем более Диане он все равно не нужен.
Вздохнув, Суржиков дал Фарятьеву протокол расписаться, а затем отпустил его.
Глава 38
Смертельное недомогание Моцарта
Несмотря на то что Констанция наняла для мужа самого лучшего доктора Вены, Николауса Клоссе, состояние Моцарта не улучшалось.
Доктор Клоссе пригласил другого знаменитого доктора — Матиаса фон Саллаба. Посовещавшись, медики решили делать композитору кровопускания. Но от кровопусканий Вольфганг стал слабеть еще больше. Доктора диагностировали у пациента «острую просовидную лихорадку».
— Это сейчас очень распространенное заболевание, — заявил доктор Клоссе.
— Болезнь вашего мужа зашла слишком далеко, и, к великому прискорбию, господина Моцарта спасти невозможно.
— Неужели нет никакой надежды? — поджала губы Констанция.
Николаус Клосс нахмурился:
— Состояние господина Моцарта отягощено серьезными заболеваниями: скарлатина, оспа, и его организм очень ослаблен.
Моцарт лежал в кровати и слышал все, о чем тихо разговаривали в соседней комнате его жена и доктор. Ноги и руки у Вольфганга чудовищно раздулись, но тонкий музыкальный слух ему не изменил.
— Два месяца назад Вольфганг говорил мне, что подозревает, будто его отравили, — послышался голос Констанции. — Может быть, вы неправильно поставили диагноз?
— Дело в том, что я занимаюсь изучением всякого рода ядов и не нахожу у него никаких признаков отравления.
— Неужели у него умственное расстройство? — изрекла Констанция. — Он убежден, что отравлен.
— На мой взгляд, ваш муж в ясном уме и твердой памяти, — возразил доктор. — Он вам не говорил, кого подозревает в отравлении?
— Нет, — прощебетала Констанция.
После визита докторов Зюсмайер сразу же бросился к Сальери.
