К удивлению и зависти Сальери и придворных музыкантов, за оперу «Дон Жуан» Иосиф II вручил Моцарту 50 дукатов, и это был единственный случай в истории, когда венский композитор получил плату за оперу, заказанную не в Вене.
Несмотря на все успехи, материальное положение Моцарта оставалось трудным.
Весной 1789 года друг и ученик Моцарта князь Карл Лихновский пригласил его поехать с ним в Берлин. Моцарт с удовольствием согласился. Зная, что прусский король Фридрих Вильгельм II был знатоком и любителем музыки, Вольфганг надеялся заработать денег, чтобы расплатиться с долгами. У Моцарта даже не было средств на дорожные расходы, и ему пришлось просить у своего друга Хофдемеля 100 флоринов в долг.
Три месяца длилось путешествие Моцарта. Он посетил Прагу, Лейпциг, Дрезден, Потсдам и Берлин. Но его надежды не оправдались, заработать удалось крайне мало. Фридрих Вильгельм II сделал заказ на шесть фортепианных сонат для дочери и шесть струнных квартетов для себя.
Вольфганг был в отчаянии, устроить концерт по подписке не удалось, а денег едва хватало на жизнь. У Констанции открылась язва на голени. Доктор посоветовал Моцарту отправить жену на курорт в Баден, но он не мог себе позволить таких трат.
Моцарт вынужден был обратиться за займом к своему знакомому Пухбергу: «Дражайший, лучший друг! И почтенный собрат. Я в таком положении, какого не пожелаю и злейшему врагу. И если Вы, лучший друг и брат, оставите меня, то пропаду я, несчастный, и без всякой моей вины, вместе с бедной моей больной женой и ребенком. Уже недавно, будучи у Вас, я хотел было излить перед Вами душу, но мне не хватило смелости! Мне не хватило духу и теперь — лишь с содроганием душевным осмеливаюсь я сделать это письменно, — но не осмелился бы и письменно, если бы не был уверен, что Вы меня знаете, что Вам известны мои обстоятельства и Вы совершенно уверены в моей невиновности относительно моего злосчастного, в высшей степени прискорбного положения. К сожалению, в Вене судьба так ко мне неблагосклонна, что я не могу ничего заработать, даже если я захочу. Я четырнадцать дней рассылал подписной лист, и вот на нем одно-единственное имя — Свитен! Все теперь зависит от Вас, мой единственный друг — желаете ли Вы и сможете ли ссудить мне еще 500 флоринов?»
Сумма была получена. А на венской сцене возобновили постановку оперы «Свадьба Фигаро», и она шла с большим успехом. Моцарт опять ожил и занялся работой для театра.
Глава 20
Загадочное убийство администратора кинотеатра
Завещание Виолетты Генриховны тревожило Диану. Загадочный «Реквием» Моцарта не давал ей покоя. Если ноты у старушки и впрямь имелись, куда они могли исчезнуть? Почему она не указала в завещании, кому их нужно передать? Не значит ли это, что Вебер еще при жизни сама отдала «Реквием» кому-то? Или ноты находятся в ее вещах и Диана сама должна решать, что делать с ними? Копия завещания осталась у Суржикова, а она еще не успела как следует изучить документы.
Диана вздохнула. К чему ей эти лишние проблемы? Столько на нее свалилось, а тут от работы голова пухнет, она поежилась и взглянула на часы. Было уже без пятнадцати двенадцать, а Эмилия на работу еще не пришла.
«Безобразие, — злилась Диана, — действительно, права Эмилия, распустила я коллектив, а в первую очередь ее».
В фойе послышались шум, голоса, смех. Кто-то поднял крышку рояля и пробежался по клавишам. Диана поняла, что на новый сеанс начали запускать зрителей.
Она вышла в фойе. Смешливый подросток одним пальцем наигрывал чижика-пыжика. Его окружили несколько других ребят его возраста и весело хохотали.
— Кто вам разрешил трогать инструмент? — возмутилась Диана.
От неожиданности паренек отпустил крышку, и она больно ударила его по пальцам, неудачливый музыкант вскрикнул.
— Вот что бывает, когда лезешь куда нельзя! — строго заметила Диана. — Покажи руку, не сломал ничего?
— Нет, — буркнул парень и попятился от инструмента.
Диана отправила ребят в зал, а сама принесла большой кусок ткани и накрыла рояль.
Эмилия все не появлялась. Диане самой пришлось заниматься административной работой. Лишь когда начался сеанс и фойе опустело, она смогла вернуться в свой кабинет. На столе надрывался телефон. Диана взяла трубку и услышала недовольный голос следователя Суржикова:
— Диана Глебовна, наконец-то! Уже час пытаюсь до вас дозвониться! Мне нужно, чтобы вы подъехали в морг на улице Холзунова, это недалеко от вашего кинотеатра.
— Зачем? — неприятно удивилась Диана.
— Нужно опознание произвести.
— Какое опознание? Что вы имеете в виду? — испугалась она.
— Приезжайте, это не телефонный разговор, — отрезал следователь.
Прихватив сумочку, Диана закрыла дверь кабинета и поспешила к выходу.
— Я скоро буду, — нервно бросила она билетершам и побежала к остановке троллейбуса.
Суржиков встретил ее в вестибюле.
— Что случилось, Егор Иванович? — с тревогой спросила Диана.
— Ничего хорошего, — буркнул следователь, отводя глаза. — Вам нужно опознать Эмилию Бобрышеву.
У Дианы к горлу подкатила дурнота, ноги будто подкосились, она оперлась спиной о стену.
— Вы хотите сказать, что Эмилия мертва?..
Суржиков нахмурился:
— Да, сегодня утром ее задушили.
— Не может быть! — ахнула Диана и с ужасом уточнила: — Струной?
Следователь молча кивнул.
В вестибюль вышел патологоанатом в голубой медицинской форме и молча махнул Суржикову.
Следователь указал Диане идти за ним. Отвратительный сладкий запах формалина пахнул им в лицо.
Патологоанатом подвел посетителей к столу и поднял простыню. Диана невольно отшатнулась, ее трясло.
— Да, это Эмилия.
Подписав протокол опознания, Диана на ватных ногах вышла из здания морга, на воздухе ей стало чуть лучше. Суржиков вышел следом.
— Кто это сделал? — всхлипнула Диана и полезла в сумочку за носовым платком.
— Судя по всему, тот же маньяк.
— И что же вы его никак не поймаете?! — с отчаянием и страхом выкрикнула Диана.
Мрачно нахмурившись, следователь проронил:
— Работаем.
— А где это произошло?
— Бобрышеву нашли на набережной, у моста.
— Неужели там, где мы видели того типа прошлый раз? — удивилась Диана.
— Может быть, покажете мне место, где это произошло? — предложил следователь.
Диана кивнула и вдруг осознала, что Эмилия, ее подруга, мертва, и расплакалась.
— Понимаю ваше состояние, — вздохнул Суржиков. — Может быть, валерьянки? Я попрошу в морге, у них должна быть.
