Как ни странно, но это решение принесло вдруг такое облегчение, что Жанна рассмеялась. Боже мой, деньги – это такая ерунда!
Она смеялась, а слезы текли у нее по щекам. Как все просто, как все просто…
Потом затушила сигарету и достала из сумочки свой сотовый. Помнится, все последние дни она так и не смогла толком поговорить с Васей.
Набрала его номер.
– Алло! – немедленно отозвался тот. – Жанна, привет!
– Васенька, – произнесла она торжественно. – Васенька, я приехала.
– Ты в Москве? – встрепенулся он. – Слушай, это же гениально…
– Разве ты соскучился? – попыталась она изобразить недоумение.
– Немного… – засмеялся он. – Слушай, сейчас совсем не поздно – давай встретимся, а?
Этого Жанна и ждала. Если бы Ремизов не сказал сейчас ей именно этих слов, она бы просто умерла. Прямо на месте, под окнами своего сварливого папаши…
– А если мы опять поссоримся?
– Ну и ладно… – беспечно ответил тот. – Подумаешь, испугала! Я уже привык, между прочим. Махнем куда-нибудь?
– Куда?
– Куда глаза глядят… Ты где?
– Я? Я недалеко от проспекта Мира.
– Отлично. Подъезжай к Киевскому. Встретимся там, на набережной.
– А, значит, глаза все-таки глядят в определенную сторону! – засмеялась она. – Где площадь Европы, что ли?
– Да, да, там…
Уже начинались сумерки. Было очень тепло.
Жанна решила не сидеть в машине, а вышла на эту самую площадь, к фонтану – как раз только что включили подсветку. Ее ничего не пугало – ни вокзальная близость, ни то, что моментально начались попытки с ней познакомиться… Жанна со смехом отворачивалась от навязчивых прохожих.
Впрочем, уже с другой стороны площади к ней бежал Ремизов.
– Зачем ты вышла из машины? – с упреком произнес он. – Господи, тут такая публика…
Он протянул ей букет чайных роз. О, наверное, мужчины вокруг нее сговорились дарить именно эти цветы!
– Здравствуй, Жанна.
– Здравствуй, Васенька.
Он прикоснулся губами к ее щеке.
– Жанна… Тысячу лет тебя не видел.
– Тысячу… – усмехнулась она, принимая букет из его рук. – Это тогда, по-твоему, сколько мне должно было быть лет?..
– Не привязывайся к словам! Я о своих ощущениях говорю…
Она уже успела немного забыть его – то, как он выглядел, его жесты, его лицо. Василий Ремизов, стоявший сейчас перед ней, вдруг показался ей каким-то иным, новым человеком, даже много лучше того, который когда-то запечатлелся в ее памяти. Он почему-то больше не был ни смешным, ни странным, ни жалким, ни скучноватым занудой…
Она хотела просто встретиться с хорошим человеком (она, несмотря на все их ссоры и споры, действительно считала его таковым), но неожиданно увидела перед собой совсем другого Василия Ремизова.
После того как она простила своего отца, с ней творилось что-то странное. Она вдруг, в одно мгновение, поняла – кто он, этот Ремизов, что он собой представляет, и прежние ее обрывочные впечатления сложились в единое целое. Только теперь, глядя ему в глаза, она поняла его…
Он был не лучше и не хуже других (хотя, по здравому размышлению, все-таки лучше). Но она почему-то пришла от Ремизова в такое восхищение, какого вовсе не ожидала от себя. Определенно происходило что-то непонятное!
– Значит, ты успел меня забыть? – улыбаясь, спросила она.
– Нет… Но ты какая-то другая, – тоже улыбаясь, ответил он. – Я тебя не узнаю… Ты стала еще красивее.
У них даже ощущения совпадали!
И в первый раз после смерти Юры Жанне не казалось преступным, что она встречается с другим мужчиной и что этот мужчина нравится ей.
У него были светлые длинные ресницы, точно у теленка, – забавно и мило. У него были светлые глаза. Подбородок, прежде казавшийся ей тяжелым, превратился в мужественный. И вообще, почему она раньше считала его некрасивым?..
– Куда теперь? – спросила она.
– Идем… – Он взял ее за руку и повел. Жанна другой рукой держала розы и время от времени подносила их к лицу. Никогда еще розы не пахли так хорошо, никогда июльские сумерки не были так теплы и тихи…
У пристани, весь в разноцветных огнях, стоял теплоход. Не тот, прогулочный, что обычно сновал по Москве-реке, а другой. Теплоход-ресторан. Садись – и катайся сколько угодно, созерцая столичные достопримечательности, пока официанты обходят тебя с подносами…
– Туда?
– Да. Или ты против?
– Нет, это ты очень здорово придумал! – обрадовалась Жанна. – Прямо, знаешь ли, угадал мое желание… То есть я даже не успела понять, чего хочу, а ты все за меня придумал!
Она была абсолютно искренна. Она мечтала о чем-то подобном, чтобы соединились вместе ленивый летний воздух, вечернее небо, вода и человек, который ей нравился.
На сходнях бравый морячок (наверное, специально подбирали персонал) подал Жанне руку, отдал честь.
– Прошу…
Они поднялись на верхнюю палубу – там, оказывается, уже был столик для них.
– Когда же ты успел заказать? – удивилась Жанна.
– Сразу, как только поговорил с тобой. Все просто…
Они сели за стол. Розы были немедленно поставлены в вазу.
Жанна листала меню в кожаном переплете и уверяла себя, что это самый обычный плавучий ресторанчик, что это самый обычный летний вечер, что это самые обычные розы, выращенные в Голландии. Любезность обслуги – всего лишь профессиональная обязанность, а белая скатерть такая белая лишь потому, что до того она прошла полный цикл стирки в стиральной машине… Но у Жанны ничего не получалось, ощущение чуда все равно не покидало ее. «А я еще осуждала ту домохозяйку, восхищавшуюся сковородкой!»
Она заказала белого вина и зажаренную камбалу без гарнира, от остального отказалась наотрез.
– Ничего себе… – растерянно пробормотал Ремизов. – А я, понимаешь ли, после работы голодный как волк.
– Ничего-ничего, – снисходительно сказала Жанна. – Я уже видела, как ты ешь, так что ты меня больше не шокируешь.
Ремизову принесли солянку в горшочке, свиной стейк с картофельными зразами, целую миску зеленого салата и большую рюмку коньяка. Мысленно Жанна решила, что Ремизов, наверное, постеснялся заказать себе больше…
Теплоход медленно, уже в полной темноте, плыл вдоль Воробьевых гор. Играла музыка, за соседними столиками тоже сидели люди, кто-то танцевал на корме…
– Я тоже люблю солянку, – сказала Жанна, глядя, как Ремизов расправляется с содержимым горшочка. – Только ее не везде умеют готовить.
