— Никто тебя не услышит. — Юм подошел к Анисимову и стал медленно давить пальцем на глаза, закрыв ему рот. Капитан замычал от боли и замотал головой. Юм перестал давить только тогда, когда палец на целую фалангу утонул в глазном яблоке.
— У-у, мамочки, — тихо завыл капитан. За чем ты так?.. Но это ничего, это ничего. Вы, главное, меня не убивайте, вам потом за это скостится.
— Трос привяжи к бамперу и сдай назад, сколько сможешь, — приказал Юм, вытерев палец о китель Анисимова.
Капитан завертел головой, но так и не смог разглядеть березу, которая постепенно выгнулась дугой.
— Что, мент, за мою жизнь беспокоишься? — спросил Юм, смастерив петлю из тоненького кожаного ремешка милицейской портупеи. — Ты думаешь, ты тут основной? — Крепко привязав удавку к туго натянутому тросу, он накинул ее на шею капитану. — Нет, дружок, это я тут основной.
Капитан молчал. Только теперь до него дошло, что с ним собирается сделать этот человек… вернее, это существо. Молчали все, в ужасе глядя на корейца. Женя сидела в кабине, закрыв глаза, и, казалось, спала.
— Запомни, ментяра! — закричал Юм, взведя курок пистолета и приставив дуло к тросу. — Меня звать Юм! И я тут основной! Никто, слышите, никто не сможет меня остановить!
Щелкнул выстрел, и лопнувший трос со свистом метнулся ввысь, захлестнув удавку. Хрустнули шейные позвонки, и голова капитана, обдав всех густой бурой кровью, взлетела в солнечное небо, а оттуда упала и покатилась в кусты.
С березы медленно посыпалась пожелтевшая листва, падая на плечи людей, в каком-то благоговейном, диком, первобытном ужасе глядящих на привязанное к дереву обезглавленное тело…
Пешка
Они сидели на скамье подсудимых, за решеткой, как два затравленных животных. На людей не смотрели и не разговаривали. Адвокат вел дело хуже некуда. Все время пытался давить на их невменяемость, хотя обе прошли уже по два освидетельствования и были здоровы. Было ясно, что адвокат махнул рукой на это дело. Только иногда он задавал Нефёдову вопросы, не был ли Лобов наркоманом и как часто он употреблял спиртные напитки.
А Наташа просто не знала, как ей вести дело. Женщины отвечали на вопросы односложно, всю вину брали на себя. Под конец даже признались в том, что убивали вместе. Только в сговоре их уличить не удавалось, поскольку пьянку закатил сам Лобов.
— Но почему он решил распивать с вами спиртное, если вы с ним постоянно ругались? — все допытывалась Наташа.
Но женщины наотрез отказывались отвечать. Вернее, не отказывались, а просто замыкались, уходили в себя. Не знают, и все.
Во время перерыва, когда Наташа пыталась заставить себя съесть хоть что-нибудь, к ней подошел адвокат, мужчина лет сорока, — и спросил:
— Можно?
— Нельзя, — отрубила Наташа.
Прокурору встречаться с адвокатом во внесудебной обстановке было строжайше запрещено. Прав Да, запрет был негласный, но от этого еще более строгий. Если кто-нибудь замечал подобную встречу, сразу же ползли слухи о взятках. А если кому-нибудь казалось, что прокурор просил для подсудимых слишком мало, могли и оргвыводы появиться. Потом просто вытуривали с работы.
— Да вы не бойтесь, — виновато улыбнулся адвокат. — Тут народу много, все увидят, что я никаких взяток вам не даю.
— Сядьте напротив, — приказала Наташа.
Адвокат присел. Посмотрел на нее грустными глазами и тихо сказал:
— Завидую вам. Вы еще есть что-то можете.
— Да вот не могу. — Наташа улыбнулась и вздохнула: — Просто надо, а то свалюсь. С утра только чай пила.
— Да, терпеть не могу вести расстрельные дела, — сказал он, опустив глаза. — Знаешь, что сделать ничего не можешь, а они на тебя смотрят, как дети.
— Расстрельные? — переспросила Наташа испуганно.
— Вы же меньше не попросите. — Мужчина вздохнул: — И я бы тоже, наверно, не попросил на вашем месте. Прокуроры всегда по максимуму просят, потому что судья скидывает. Но этот судья даст с удовольствием.
— Почему же он все-таки их поил? — спросила Наташа. — Нелогично как-то получается. Они постоянно ругались, а он их поил.
— Этого они не скажут, — пробормотал адвокат, глядя в пол. — Я думаю, что из-за кассет. Видео. Он же их заснял, когда они в ванной вместе мылись. Залез, гаденыш такой, в туалет и заснял. Наверняка ведь шантажировал. Вот они и не выдержали. Я из них это признание как только не выбивал. И объяснял, что смягчающее, и уговаривал. Ни в какую. Уперлись и Нежнова, и Ростокина. Как будто сами хотят «вышку» получить.
Ну, конечно, кассеты. Теперь все стало ясно окончательно. Наташа представила двух пожилых людей, которым не дают спокойно жить. Жить и любить друг друга. Не дают потому, что это не принято, потому, что это не так, как должно быть. Перед глазами даже мелькнула физиономия того паренька, который показывал ей язык, дико, развязно гогоча. Даже вспомнила, что в тот момент еле сдержалась от того, чтобы не ударить его по наглой роже.
А они вынуждены были терпеть это много лет, день за днем. Наверно, для них было бы лучше, если бы их тоже выселили за сто первый километр, как ту старушку. Но не выселили. И они не выдержали, в один прекрасный момент решили покончить со всем сразу. Бывают у людей такие моменты в жизни, когда больше не можешь себя сдерживать. Или бросаешься из окна, или лезешь в петлю. Наверняка для них это был своеобразный прыжок в окно, только они решили с собой утащить того, кто их в это окно толкал. И ведь не только убили, но еще и изуродовали. Чтоб наверняка, чтоб без пути назад…
Раньше Наташа думала, что это трудно судить людей, выносить им приговор. А теперь вдруг поняла, что она тоже является просто пешкой. Она только справочник, в который напиханы статьи наказания за те или иные действия. А главный всегда — закон. Закон, который не делит людей на плохих и хороших, умных и дураков, несчастных и остальных. Страшно…
Когда она закончила обвинительную речь и назвала меру наказания, обе женщины как-то разом вздрогнули, подняли головы и удивленно посмотрели на нее. Наташа не выдержала этого взгляда и опустила глаза.
Адвокат говорил сбивчиво, все время путался, а под конец вообще махнул рукой и сел на место. А потом судьи удалились на совещание.
На зачтение приговора Наташа не пошла. Стояла в коридоре и нервно грызла ногти. Потом поймала главного заседателя, пожилую высохшую женщину, и спросила, сколько им дали.
— Восемь лет, как и просили, — фыркнула та, с ненавистью глядя на Наташу. — Больше не имели права.
— А я меньше не имела права. — Наташа облегченно вздохнула. — Спасибо вам.
— Не за что. — Старуха поморщилась и вдруг прошипела: — Терпеть не могу вас, ковырялок вонючих. — Развернулась и быстро зашагала по коридору…
Мегера
Вечером они пошли в дом Руслана вместе. Всю дорогу весело болтали, стараясь представить будущий дом, хозяйство, сколько у них будет детей. Тифон хотел купить питейную, а Амфитея — участок земли.
